Врачи, пациенты, читатели. Патографические тексты русской культуры - стр. 111
Научная критика месмеризма привела к тому, что на какое-то время интерес к нему был утрачен, но уже в начале века он проявился с новой силой. Сам Месмер к этому времени уже оставил медицинскую практику и вернулся в родные места, на берега Боденского озера, чтобы провести здесь последние годы жизни, и, видимо, не ожидал, что провозглашенное им учение обретет новую жизнь и новую, непредусмотренную его автором интерпретацию. В целом «возрождение» магнетизма было парадоксальным возвращением к аргументации комиссий, осудивших Месмера, но прочитанных теперь не в инвективном, а в апологетическом контексте. Авторизованная академическим отчетом комиссии за подписью Байе роль воображения и внушения в воздействии животного магнетизма подразумевается отныне свидетельствующей не против, но в подтверждение терапевтических прозрений Месмера. На роли воображения и особенно на роли искусственно вызванного сна (магнетического сомнамбулизма) настаивал уже наиболее известный из последователей Месмера, маркиз де Пюисегюр (1751–1825). Пюисегюр не пользовался в своих сеансах месмеровским «баке» и считал, что медиумом магнетического воздействия может быть что угодно, в частности дерево (однажды в своем имении он собрал вокруг «намагнитизированного» им дерева 130 человек), но еще более важным способом магнетической терапии полагал обнаруженное им явление так называемой послемагнетической амнезии – состояния кажущейся дремоты у пациентов, испытывающих состояние «магнетического» кризиса. Пациенты казались спящими, но при этом бодрствовали и произносили монологи, которые впоследствии сами не могли вспомнить. Открытием Пюисегюра в данном случае было то, что внушение магнетизера, направленное на пациента, находящегося в состоянии «кризиса», может служить специфической установкой на его самодиагностику и выздоровление – принцип, который позднее станет отправным для психоаналитических концепций «переноса» и «контрпереноса» [Crabtree 1988: 65]. В теорию материального флюида сам Пюисегюр, как кажется, не верил и настаивал на психологических условиях терапевтического внушения («воля к добру», уверенность в своей силе и т. п.)[297]. В более широком контексте исследование гипнотического и сомнамбулического воздействия магнетизма вписывалось в ряд достаточно многочисленных к этому времени работ, посвященных теории сна, и в свою очередь стимулировало соответствующие исследования. Автором одной из таких работ, удостоившихся европейской известности, стал работавший в Санкт-Петербурге профессором Калинкинского медико-хирургического института врач и поэт Генрих Нудов (1752–1798). Опубликованное в Кёнигсберге в 1791 г. сочинение Нудова «Опыт теории сна» («Versuch einer Theorie des Schlafs») прославило ученого и положило начало экспериментальной традиции, лежащей в основе современных теорий в изучении сна и гипнотических состояний