Врачебная ошибка - стр. 14
– О! Безусловно! – Альтман достала новую сигарету, закурила и закашлялась. – Простите мою бестактность.
– Ну что вы, вы же не знаете…
– Я знаю. И я действительно бестактна, – холодно продолжала она, – существует стереотип, что люди с математическим складом ума не умеют коммуницировать, и я, к сожалению, укладываюсь в этот стереотип. Мой долг был развлечь вас светской беседой, только, не учтя ваших личных обстоятельств, тему я выбрала крайне неудачно. Простите.
– Ничего. А откуда вы знаете о моих обстоятельствах?
– Мы с полковником Шляховым много об этом говорили. Вам очень сочувствуют.
– Спасибо.
– Мстислав, раз уж мы коснулись вашего несчастья, то я могу помочь с усыновлением.
– Простите? – вскинулся Зиганшин.
– Исключительно в порядке информации сообщаю, что я могу помочь с усыновлением ребенка, – отчеканила полковник Альтман.
Зиганшин выехал на Московский проспект. Слава богу, до гостиницы осталось минут двадцать, и скоро он избавится от этой любительницы ковыряться в чужих ранах, если она, конечно, не захочет ехать с ним вручать остальные посылки.
Альтман достала из сумки визитку и воткнула ее в щель бардачка.
– Надумаете, позвоните мне. Есть связи. Кроме того, могу поспособствовать вашему делу.
– Какому делу? – Зиганшин подумал, уж не пьяна ли она. Иначе чем объяснить такую странную откровенность и бесцеремонность?
– Вы же подали в суд на врача? Или хотя бы в прокуратуру написали?
Он отрицательно покачал головой. По левую руку в плотной осенней тьме сиял огнями большой торговый центр, и Зиганшин вспомнил, как они всей семьей ездили сюда на школьный базар и никак не могли подобрать Свете туфельки, девочка не понимала, подходит ей или не подходит; тогда Фрида, несмотря на живот, опустилась на колени и стала проверять, где находится большой палец, а потом не смогла сама встать, так что Зиганшину пришлось ее поднимать.
Потом дети носились по канцелярскому отделу, выбирая тетради, а Зиганшин сидел с Фридой на скамеечке, держал руку на ее животе, чувствовал, как ворочается его сын, и был счастлив.
Черт возьми, разве справедливо, если тот, кто это разрушил, ничем не поплатится?
– Мы никуда не подавали, – сказал он, – все-таки врач – женщина, а я с женщинами не воюю.
– Неправильно, – бросила Альтман. – Это она дома женщина или в бане. А на работе – врач, и точка. Раз взялась за дело, так и делай! Прекрасно знаю эту манеру – ах, я не хуже мужика, дайте мне должность мужика и оклад мужика, а как обделается, сразу – ой, я же женщина, меня нельзя наказывать.
– Думаете, надо писать?