Вперёд в прошлое - стр. 46
Только тут я по-настоящему понял, что означало это «все».
– Адреналин! – прохрипел я. – Большую иглу и адреналин!
Сестра вопросительно взглянула на Ивана Андреевича.
Он кивнул.
Я схватил иглу и всадил ее почти на всю длину туда, где должно находиться сердце. Нет! Он не мог умереть! Не мог умереть человек, которому я сделал операцию! Я выдавил в иглу три шприца адреналина.
– Помогает только иногда, – сказал Иван Андреевич, – но не в этом случае.
Все вокруг стало вдруг приобретать реальные очертания, как на листке фотобумаги, который бросили в проявитель. Белые квадраты кафеля, черные квадраты окон, гладко выбритое лицо бывшего человека, следы земли на левой щеке...
Откуда-то появились страшная слабость и ноющая боль в пояснице.
И только две мысли: «Умер... Не может быть... Умер... Не может быть... Умер... Не может быть...»
– Заполнишь историю болезни, опишешь операцию, проставишь причину смерти, – отчетливо произнес Иван Андреевич.
– А... кто это? – у меня пересохли губы и пропал голос. Я ничего не знал об этом человеке.
– А кто его знает – кто, – совсем просто сказала нянечка. – Документов при нем никаких... Суббота ведь... Небось не на работу шел устраиваться...
Она нагнулась, закрыла простыней таз, в котором лежали ноги, и понесла этот таз из операционной.
Я стоял в каком-то оцепенении и не мог оторвать глаз от того, что лежало на столе.
– А ты чего? Совсем расквасился? – осторожно заговорил Иван Андреевич. – Ты не квасься. Ты молодец... А его-то уже ничего не спасало. Это мне сразу ясно было. Кабы на полчаса раньше. А ты все отлично сделал. Теперь навсегда запомнишь...
– Если бы была хоть малейшая надежда, вызвали бы второго хирурга? – спросил я, глядя на мертвого.
– А ты считай, что он не умер. Ты все сделал правильно. Для тебя он не умер.
– Значит, обманули, – совершенно убито сказал я и вышел из операционной.
Я сидел в дежурке один на табуретке и смотрел в темноту окна.
В принципе не имело никакого значения, обманул меня Иван Андреевич или не обманул. Видимо, он прав. Если бы на полчаса раньше... Я мысленно повторил весь ход операции. Сестра отвозила его в палату... Я сидел всю ночь у его постели... Он поправлялся... Я хлопотал о его протезах... Он был первым человеком, которого я спас... Если бы на полчаса раньше... И я опять думал об одном и том же... И еще я думал о том, что кончилось что-то для меня этой ночью... И что-то новое началось... Но не понимал, что именно кончилось и что началось...
Потом, как в тумане, уселся рядом со мной Иван Андреевич и стал говорить, что вот так именно и становятся взрослыми, что только тогда приходит мужество, когда сам видишь, как жизнь переходит в смерть.