Возвращение ростовского потрошителя - стр. 11

– Без малых проблем! – воскликнул беззастенчивый юноша, озаряясь счастливой улыбкой. – Нисколько не напряжёт, тем более что всё одно мне необходимо проследовать в станицу Кривянская. Кстати, а чего ты не хочешь обойти лесную посадку по улице, по Вокзальной?

«Ага, «блин»?.. Она всё равно примыкает к лесистому парку, и, как не старайся, придётся держаться опасной зоны. Получается, зловещее место всегда будет рядом – уж лучше пройти его напрямую, чем обходить по длинному кругу», – подумала Шалуева, вслух же она ответила:

– Я уже, кажется, говорила, что ничего не боюсь! Просто… у меня объёмные вещи – вот мне и приспичило встать здесь немножечко отдохнуть, чтобы набраться сил и следовать дальше. Так ты мне поможешь? Или позволишь слабенькой девушке тащить массивные сумки единолично?

– Пошли, – с готовностью согласился Игумнов, перехватив у состоявшейся спутницы тяжёлую сумку с ручкой, и на колёсиках.

Рюкзак, содержавший сугубо личные вещи, и дамскую сумочку, с аксессуарами и косметикой, блондинка, обладавшая изумрудными глазками, оставила при себе; она разумно предположила, что ежели те и обременят, то вовсе не сильно (одиннадцать лет таскала ранец, под завязку набитый учебниками, что вразрез не шло с девчачьими «тряпками»). Распределив прямые обязанности, переносимые вещи, разнополая парочка, состоявшая из ослепительной дамочки и неказистого, умственно отсталого, шкета, последовала по асфальтированной тропинке. Они шли, вспоминая школьные годы. Как оказалось, Петя ещё в девятом классе испытывал к Даше нечто, похожее на тёплые чувства, – неразделённую юношескую любовь. Шалуева, от неожиданного признания, ощутила приятную негу: она слыла неимоверно красивой, отлично знала себе реальную цену, но всегда умилялась, когда её восхваляли (хоть скрыто, хоть явно).

Непринуждённо беседуя, они прошли до половины аллеи и приблизились к детской площадке. Неподалёку располагались и игровые залы, к тому моменту, конечно, закрытые. Зеленоглазая блондинка шла впереди. Петр, нагруженный дорожной сумой, плёлся чуть позади, немного поодаль, отстав шагов на четыре (возможно, на пять?).

– Послушай, Игумнов, – промолвила Даша, объятая счастливым воспоминанием детства, – а помнишь, как мы «химичку» тогда разыграли?..

Ответ подтвердительный не последовал, а раздался неприятный, противно хлюпнувший, звук; напоминал он раздираемую плоть и хрустевшие ко́сти. Неприкрытую спину сковало холодным ужасом, и побежали многотысячные мурашки. Кое-как (непонятно?) она нашла в себе силы – и… резко оборотилась назад! Она намеревалась лично удостовериться, что именно приключилось (хотя, по правде, давно уже догадалась). Что же бедная Дарья, к несчастью, увидела? В сопровождавшего юношу, в неразумную голову, прямо у правого уха, был воткнут огромный кухонный нож, а рядом стоял (ТОТ!) страшный мужчина, получивший зловещее прозвище Ростовского потрошителя. Из-под квадратных очков ненавистью «горели» безжалостные глаза – давали полное основание полагать, что милосердной пощады навряд ли дождёшься и что вымолить её никак не получиться. Он больше не выковыривал пацанские очи, а наносил, один за одним, удары в башку, превращая её во что-то несуразно уродливое. Дивное дело, Шалуева осталась в сознании, единственное, слегка закружилась зачумлённая голова. «Ну его, «на хер», со всеми вещами! – подумала про себя и бросилась наутёк, побежала к городскому вокзалу. – Хорошо ещё, сообразила обуться в «найковские» кроссовки, а не, скажем, в высокие туфли».