Возвращение на Голгофу - стр. 26
– На молитву – шапки долой, певчие перед полком! – И молебен начался.
Орловцев стоял во втором ряду, сразу за офицерами штаба полка, когда порыв ветра рванул знамёна, закружил по площади пыль, поднял в воздух охапки уже подвяленной на солнце травы, сорвал с деревьев ещё совсем зелёные листья и неожиданно сбросил с аналоя на землю полковой образ. Стекло киота разлетелось на куски. Женщины вскрикнули – дурная примета для воинов, уходящих на войну, но никто из молящихся солдат не вздрогнул. Священник произнёс короткое, прочувствованное слово о воинском мужестве и долге, о преодолении через веру боязни смерти. При целовании креста всех офицеров и солдат окропил освященной водой, наставляя каждого добрым словом. Затем командир полка полковник Отрыганьев по-отцовски напутствовал своих солдат и офицеров словами о верности присяге, о любви к Царю и Отечеству. Многократные крики «ура» раскатились по площади и ближайшим улицам, оркестр заиграл «Боже, Царя храни…", женщины заплакали, кто в голос, кто украдкой, у многих на глазах в эту печальную и высокую минуту выступили слезы.
После молебна полк двинулся к железнодорожному вокзалу. Вслед ротам шли, взявшись за руки, дети и жены офицеров. Почему в памяти всплывали не сцены сегодняшнего боя, а именно последние события мирной жизни, Орловцев понять не мог. И это злосчастное падение наземь священного образа – защитника Уфимского полка не выходило из головы. Снова и снова перед его глазами вставали лица офицеров в ту последнюю мирную ночь перед вступлением в Пруссию, когда все они читали приказ по армии. Командиры рот делали заметки в своих полевых книжках и пометки на картах, необходимые для организации наступления, согласовывали время прибытия в контрольные пункты. Настроение у офицеров было взволнованным, и все они понимали, что для кого-то, может, наступила последняя ночь. Дурачась, поздравляли друг друга с тем, что с завтрашнего дня, как только пересекут границу, пойдут усиленные суточные деньги, и как весело и дружно они вместе прогуляют их в Вильно. Больше других веселил своими шутками штабс-капитан Михаил Попов, герой Японской войны, весельчак и ярый противник немецкого засилья в офицерском кругу. Попов, придя чуть позже других, начал шутя предсказывать, что сулит война каждому из офицеров. Капитану Барыборову посоветовал, чтобы тот поменьше ел за ужином, мол, если ранят в живот, больше будет шансов выжить. Хотя Барыборов и смеялся над этим предсказанием, а есть все же перестал. Командиру четвёртой роты капитану Комарницкому велел учиться танцам – в декабре, ещё до Рождества, ему придётся дважды танцевать на свадьбах своих младших сестёр. Поручику Александру Лебедеву посоветовал смахнуть пыль со своих юнкерских конспектов и подтянуть немецкий язык – следующий осенью поступать ему в Николаевскую военную академию, и проваливаться на экзаменах никак нельзя, виленские не проваливаются. Другим офицерам щедро обещал награды и генеральские чины. А на вопрос капитана Трипецкого, что принесёт война ему самому – штабс-капитану Попову, надолго задумался и серьезно ответил: