Возлюби ближнего своего. Ночь в Лиссабоне - стр. 58
– Конечно, отец, – сказал Керн спокойно.
– Я немного работаю. Я зарабатываю то, что стою. Это не так, как… ты понимаешь… не так. Но я не могу больше спать на скамейках и все время бояться, Людвиг.
– Я понимаю, отец.
Старик смотрел прямо перед собой.
– Я думаю иногда, что мама должна получить развод. Тогда она смогла бы вернуться в Германию.
– Ты бы хотел этого?
– Нет, не для меня. Ради нее. Ведь я же виноват во всем. Если она разведется, она сможет вернуться. Я виноват. И перед тобой тоже. Из-за меня у тебя нет больше родины.
Керну было невыносимо тяжело. Это уже не был его веселый энергичный отец, каким он знал его в Дрездене; это был трогательный пожилой беспомощный человек, близкий родственник, раздавленный жизнью. В замешательстве Керн встал и сделал то, чего никогда еще не делал. Он обнял отца за узкие старые плечи и поцеловал.
– Ты понимаешь, Людвиг? – едва слышно спросил Зигмунд Керн.
– Да, отец. Ты здесь ни при чем. Совершенно ни при чем. – Он нежно похлопал ладонью по костлявым пальцам, отводя взгляд за спину отца, на картинку с видом оттепели в Тироле, висевшую над роялем.
– Ну, теперь мне пора идти.
– Да.
– Я хочу только заплатить за лимонад. И еще я принес тебе пачку сигарет. Ты вырос, Людвиг, ты стал большим и сильным.
«Да, а ты – старым и дряблым, – подумал Керн. – Попадись мне в руки кто-нибудь из тех, кто довел тебя до этого, я бы расквасил ему сытую, довольную, тупую рожу!»
– Ты тоже в полном порядке, отец, – сказал он. – За лимонад уже уплачено. Я теперь немного зарабатываю. И знаешь – на чем? На наших собственных старых изделиях. Продаю твой миндальный крем и твою туалетную воду «Фарр». Здесь у одного аптекаря есть еще довольно большой запас, я скупаю у него.
Взгляд Зигмунда Керна немного оживился. Потом он грустно усмехнулся.
– Значит, тебе приходится торговать этим с рук. Прости меня, Людвиг.
– Брось! – Керн сглотнул комок, вдруг подкативший к горлу. – Это лучшая в мире школа, отец. Узнаёшь жизнь с изнанки. Людей тоже. Зато потом не страшны никакие разочарования.
– Только не болей.
– Нет, я очень закаленный.
Они вышли на улицу.
– Ты так полон надежд, Людвиг…
«Господи, он называет это надеждой», – подумал Керн.
– Все уладится, – сказал он. – Так не может продолжаться вечно.
– Да… – Взгляд старика неподвижно уперся в пространство. – Людвиг, – сказал он тихо, – когда мы снова будем вместе… и если мама тоже снова будет с нами… – он сделал неопределенный жест, указывая куда-то назад, – мы не станем вспоминать об этом, а?
Он говорил тихо и по-детски доверчиво, это было как щебет усталой птицы.