Возлюби ближнего своего - стр. 12
– Суд приговорил вас к двухнедельному заключению. Это наказание вы уже отбыли. Теперь мы высылаем вас из Австрии. Любая попытка вернуться наказуема. Вот судебное решение о высылке. Распишитесь в том, что ознакомились с этим решением, и знайте, что любая попытка вернуться влечет за собой уголовную ответственность. Вот тут, справа.
Чиновник закурил сигарету. Керн не мог оторвать взгляда от жилистой рыхлой руки, державшей спичку. Через два часа этот человек, вероятно, запрет на замок свой письменный стол и отправится куда-нибудь поужинать; потом, возможно, сыграет в тарок и выпьет пару стаканчиков молодого вина. Около одиннадцати он зевнет, расплатится по счету и скажет: «Я устал. Пойду-ка домой спать». Домой… Спать… В этот же час леса и поля у границы будут окутаны густым мраком… Мрак, чужбина, страх. И, затерянный среди всего этого, одинокий, спотыкающийся, усталый, томящийся по людям и боящийся их, будет брести он, Людвиг Керн, крохотная мерцающая искорка жизни. И все только потому, что его и этого скучающего чиновника за письменным столом разделяет кусок бумаги, именуемый паспортом. Их кровь одинаковой температуры, их глаза устроены одинаково, их нервы реагируют на одни и те же раздражения, их мысли развиваются в одинаковых направлениях – и все же между ними пропасть, ничто у них не одинаково, уютное спокойствие одного – пытка для другого, один – власть имущий, другой – отверженный; и пропасть, разделяющая их, – всего лишь клочок бумаги, на котором не написано ничего, кроме имени и нескольких незначительных сведений.
– Вот здесь, справа, – сказал чиновник. – Имя и фамилия.
Керн встряхнулся и поставил свою подпись.
– К какой границе отвезти вас? – спросил чиновник.
– К чешской.
– Хорошо. Через час в путь. Вам дадут провожатого.
– В доме, где я жил, у меня остались кое-какие вещи. Могу ли я взять их перед отправкой?
– Что еще за вещи?
– Чемодан с бельем и всякая мелочь.
– Хорошо. Скажете об этом чиновнику, который поедет с вами к границе. Зайдете с ним за вещами.
Инспектор отвел Керна обратно в камеру и ушел со Штайнером.
– Ну что? – с любопытством осведомилась «курица».
– Через час нас выпустят.
– Jezus Christos! – воскликнул поляк. – Опять начинается паршивая жизнь. Вот дерьмо-то!
– А ты что – хотел бы остаться здесь? – спросила «курица».
– Если бы кормили получше… и дали легкую работу… скажем, рассыльным по тюрьме… тогда с удовольствием.
Керн достал носовой платок и, насколько это было возможно, почистил свой костюм. За две недели его рубашка сильно загрязнилась. Он завернул манжеты. Поляк наблюдал за ним.