Война на море - стр. 9
– Это чей еще день рождения?
– Мой! – Иваньев взмахнул рукой так, будто давал команду поднимать занавес. – Ради моего дня рождения медсестра и телефонистка накроют стол. А я поклялся, что буду с шампанским!
Насколько помнил Калугин, день рождения Иваньева падал на какой-то летний месяц, на практику, иначе Анна Евграфовна и Евгений Борисович устраивали бы празднество и Калугина обязательно приглашали бы. Врал Иваньев, врал – и подвернувшейся медсестричке, и другу.
Соврал и Калугин, пообещав четвертого декабря быть в Доме флота и не сомневаясь в том, что намеченная встреча не состоится.
– Прекрасно! – восхитился Иваньев. – Значит, около половины седьмого вечера у Дома флота… А это – тебе, – наклонился он к чемодану и достал сверточек. – Шерстяные носки, до пупа, выменял у негра, бегают по Мурманску союзнички, только и слышишь «чейндж» да «чейндж», давай, мол, меняться, страсть у них такая, негр у меня выклянчил БТЩ, – деловито пояснил Иваньев, имея в виду, конечно, не базовый тральщик (БТЩ), а «Бревна-Тряпки-Щепки», табачную смесь, которую выдавали вместо махорки…
Ответ. Как близко я знаю Колю Иваньева… Одноклассник же! Вместе учились! А познакомились на вступительных экзаменах в училище имени Фрунзе, было это в 1936 году, летом… Подружились. Ну, и стал бывать у него дома, он ленинградец.
Вопрос. Сколь часты были ваши посещения дома Иваньевых? И о чем говорили в семье Иваньевых?..
Пора было уходить, Иваньев заступал на вахту в полночь, хоть пару часов ему надо поспать. В корму шли по жилой палубе, а время было такое: вечерний чай, – и святое флотское гостеприимство обязывало Иваньева пригласить друга в кают-компанию. Что он и сделал, но так необязательно, удрученно и неловко, что удивленный Калугин приостановился, замер и Иваньев, от него и пахнуло на Калугина ощущением тревоги, как если бы в кают-компании перекатывалась с борта на борт неразряженная мина. Коля Иваньев стыдился чего-то и старался увести Калугина от опасности, подстерегавшей обоих там, где ее не могло быть, потому что кают-компания в часы приема пищи – не только столовая, но и клуб, место дружеских встреч среднего комсостава.
Двинулись дальше, к трапу на верхнюю палубу, – и вынуждены были вновь остановиться и развернуться, пропуская командира корабля. Не зная даже, что за человек идет навстречу, можно было догадаться: командир! Поступь и уверенные движения того, перед кем все вытянутся по безмолвной команде «смирно», беспрекословно уступят дорогу и молча разрешат делать то, что тому заблагорассудится. Деревня, где родился Толя Калугин, позволяла председателю колхоза ходить без спросу по избам, залезать в сараи, поднимать крышки над чугунками с едой, – и в скользнувшем взгляде командира Калугин увидел приветливую председательскую нагловатость. По сходне сошли на пристань. Долгое прощание исключалось, Иваньев был в кителе и фуражке, погода, правда, позволяла любоваться собою – редкая для Полярного, морозноватая, со слабым ветерочком, который нашептывал о верности людям, чьи легкие наполняются им, движущимся воздухом. Снег был сухим, колючим, щекочущим. Вдруг Иваньев произнес быстро: