Воспоминания о жизни и деяниях Яшки, прозванного Орфаном. Том 2 - стр. 16
– Дети должны страдать за грехи родителей, – забормотала она мрачно. – Это есть в Писании… много поколений… много…
Она вдруг задумалась.
– Не делайте этого, – добавил я покорно. – Бог таких жертв не требует, не принимает благодарно. Матушка, посоветуйтесь с праведными, не делайте без их согласия никакого шага.
Она сидела на лавке, но слёзы на глазах уже высохли и они были только красные от них.
– Вся тяжесть покаяния падает на меня, – произнесла она, – никто разделить его со мной не захочет. Я одна должна до смерти носить пятно и незаживаемую рану. Да… я отказалась от ребёнка, теперь ребёнок от меня отказывается. А он…
Она не закончила, слёзы из высохших глаз полились снова. Посмотрела на меня, но с гневом и упрёком.
– Иди уже, – сказала она, – иди, моя душа разорвана, ум блуждает; не знаю, что делать; страдаю и умираю, а умереть не могу, а страдать не умею… иди.
Она встала со скамьи. Я наклонился, желая поцеловать край её платья, она с отвращением отстранилась.
– Умоляю тебя, мама…
– Не называй меня этим именем, – прервала она дико.
– Попросите совета благочестивых мужей, которых в нашем городе столько; они успокоят, они укажут покаяние и дорогу.
– Они отчитают меня и оттолкнут, – прервала она резко.
И, не взглянув на меня, она внезапно вышла; оставшись один, я, перепуганный и скорбящий, потащился из монастыря.
Я видел, что должен позвать кого-нибудь на помощь и на исповеди доверить всё одному из тех монахов, которые авторитетом своего благочестия могли повлиять на беспокойную женщину. Я боялся, как бы безумная от этого покаяния, которое соединялось с чувством мести, она не совершила шаг, который мог её выставить на месть семьи.
Страдание привязывало меня к ней. Она не хотела быть мне матерью, но я хотел быть привязанным к ней ребёнком. Она, как и я, была сиротой, покинутой, предоставленной самой себе. Собственными силами она не могла попасть даже к Богу.
Я выбежал из монастыря, не собравшись с мыслями, не зная, куда идти, когда в голову Привидение мне привело ни один раз слышанное, прославленное благочестием имя отца Ладислава из Гелниова. Я видел этого скромного и смиренного монаха у ксендза Яна Канта, который им восхищался, так же как и он обожал благочестивого магистра. Оба были достойны друг друга.
На одном дыхании я помчался в монастырь Бернардинцев, у дверки беспокойно умолял, чтобы меня к нему впустили. Он был в костёле, на молитве, перед Таинством, но, словно предчувствовал, что кто-то нуждается в его помощи, поцеловав пол, встал и хотел выйти, когда я упал ему в ноги.