Воспитание ангела. Сборник повести и рассказов - стр. 31
На счастье Сиротина заговорил только один из этих трёх.
– Ты что себе позволяешь, – неожиданно тихим голосом начал начальник.
– По вашему приказанию…
– Молчать! Стоять! По приказанию… А по чьему приказу, позвольте вас спросить, ты вчера арестовал троих подростков, завёл в опорный пункт и учинил там над ними расправу?
– Товарищ капитан, – промямлил Сиротин, но с усилием взял себя в руки и продолжил, – эти пацаны на вверенном мне участке территории вчера учинили настоящий погром. Сначала они кран завалили. Вот. Потом на запретной зоне…
– А запретная зона – это разве твоя территория? Какого чёрта ты туда попёрся?
– Так я же преследовал…
– Кого? Злостных преступников? Мальчишек!
Последние слова капитан Терентьев произнёс особенно громко, но как показалось Сиротину, обращался он не к нему, а к двери, за которой сидела одна из родительниц. Капитан вышел из-за стола, прошёл мимо Сиротина и так же громко продолжил разговор с дверью.
– Партия учит нас с особым вниманием относиться к подрастающему поколению, к будущим строителям коммунизма в отдельно взятой стране. Вы понимаете, товарищ сержант?
Терентьев вернулся в кресло, перевёл дух и снова, но уже не так строго посмотрел на Сиротина.
По большому счёту, до сих пор у него не было никаких претензий к сержанту. Как все остальные тот исправно нёс службу, не конфликтовал, не высказывал недовольства по поводу бытовой неустроенности. Да, в спорах защищал Сталина, но при новом генсеке это даже выходило ему в плюс. Запойный. Но и это хорошо – можно держать на привязи. А подарок, который он сделал ему на юбилей, – чёрного коня каслинского литья! И про жену не забыл – на позапрошлый новый год французский парфюм принёс. При его-то зарплате!? Это, конечно, вопрос интересный. Это он дал маху.
Тогда капитан повнимательнее решил присмотреться к своему сотруднику, но после одного звонка по закрытой связи, решил с этим повременить. И вот сегодня ночью – тот же голос, но уже по домашнему аппарату.
Терентьев сделал знак рукой. Сиротин, не спуская с него преданных глаз, подвинул ногой стул и осторожно, без обычного скрипа, опустил своё грузное тело.
На столе лежало два листа бумаги с написанным разными чернилами текстом от руки и с подколотыми к ним повестками. Рядом одиноко изогнувшись журавликом лежала ещё одна помятая бумажка, очевидно, принадлежавшей сидящей в коридоре гражданки.
Сиротин настороженно и вопросительно посмотрел в глаза капитану. И ему тоже на память пришёл каслинский конь, парфюм и счастливая дочка капитана, выносящая коробки с югославскими сапогами для себя и мамаши со служебного входа универсального магазина, доступ к которому вне очереди устроил Сиротин.