Восьмая жена Синей Бороды - стр. 27
В конце концов отец Энни поднял руку, оборвав Ханну, и зарядил длинную, монотонную речь.
Маргарет на глазах обмякала и съеживалась. Зато на лице Ханны отобразилось облегчение.
Оливер, потирая ушибленную голову, снова исчез из поля зрения Энни, а когда возник вновь, в руках у него была плеть. Жан сам, без понуждения, улегся на чурбан, и тут же по его спине пришелся удар.
— Раз, — считала Энни. — Два. Три. Четыре. Пять.
Отец ее оказался милостив. Слишком милостив.
Ночью Энни не могла уснуть. Жан пострадал из-за нее. Его кожу вечером жег кнут, а ее сердце обжигал стыд. Она ворочалась, не находя себе места на кровати, и тихонько всхлипывала. На улице начался дождь. Энни слышала, как тяжелые капли бьют по черепице, как журчит в водостоке вода, наполняя бочку. В порывах ветра ей чудился тихий голос, спрашивающий: ты спишь? Спишь?
Энни не сразу поняла, что слышит не ветер, а вполне реальный шепот.
Подскочив на кровати, она уставилась в темноту. Когда глаза к ней привыкли, Энни различила, что в дверном проеме чью-то фигуру.
— Жан! — вскрикнула она от радости.
— Тсс! — зашипел он.
Энни бросилась к двери. Жан протянул ей сквозь доски руку, и она вцепилась в нее, изо всех сил сдерживая слезы.
— Жан, почему ты не сказал, что это я? Это было бы честно. А если бы они отрубили тебе руку?
— Мать сказала, пусть тогда рубят ей, раз она воспитала вора. Но в таком случае ни каплунов, ни запеченной дичи, ни ее пирогов отцу твоему по понятным причинам больше не едать. Конечно, тетка твоя орала, как ворона. Но жареные каплуны оказались для твоего батюшки дороже праведного возмездия.
— Но тебя же отстегали!
— Ой, Оливер бил вполсилы. Знал, что иначе мамка из него назавтра весь дух вышибет.
— Ты все равно настоящий герой! — она ласково погладила его руку.
— Тетка твоя сказала, что больше ни дня здесь не останется. Тебя увезут, да?
— Да.
— В монастырь?
— Скорее всего. Я ей не нужна. Ее интересуют только деньги.
— С чего ты решила?
— Я же все слышала.
— Сбеги.
— Как? Окна и двери заколочены. А я не смогу оторвать доски.
— Что-нибудь придумаю, Лягуха. Жди завтра моего знака.
Вместо ответа Жан поднял с пола миску с куском заветренного капустного пирога, к которому Энни так и не притронулась:
— Можно я заберу? А то я так и не поужинал.
Энни кивнула.
На следующее утро Энни проснулась от шума. Тит орудовал ломом, срывая доски с дверного проема. Это могло означать лишь одно — ее заточение закончилось.
Вскоре в комнату вошла Маргарет. Она была уже в дорожном наряде.
— Дитя мое, мы сегодня уезжаем. Примерь-ка старое платье Катарины. Если оно не подойдет тебе, то Грета прямо сейчас подгонит его по твоей фигуре, — Маргарет протянула ей блекло-голубой сверток.