Восхождение. Современники о великом русском писателе Владимире Алексеевиче Солоухине - стр. 46
Работая в МГУ, я продолжал писать. У меня выходили не только книги рассказов и повестей, очерков о путешествиях, но и сугубо научные книги, вплоть до монографии «Птицы СССР» и книги о птицах мира. Я всегда удивлялся, почему мои коллеги по университету не пишут этих книг. Они знали гораздо больше меня, ведь у меня не было биологического образования, лишь географическое. Если у них в год выходила одна научная статья, скажем, о косточке в ухе совы, то они считали не зря прожитым этот год. Видимо, потому, что они на своих кафедрах были зависимы, там особенно не высунешься, а я всегда чувствовал себя свободным. Выгонят, надел рюкзак – и в горы. Там и кусок хлеба с маслом и возможность заниматься чем хочешь. Как пел Юра Визбор: «А только есть на свете горы, куда так просто убежать».
Я писал в год по одной, по две и даже по три книги. Труднее было их издавать. Вам известно, как непросто это сейчас. А в те годы были другие трудности, тогда все решали не деньги, а связи. Связей не было. Литинститутовцам было легче издаваться, они сидели по толстым литературным журналам, издательствам и печатали друг друга. Приходилось шевелиться, ходить по издательствам. Я собираю все бумажки и храню в своем архиве. И вот когда у меня вышли уже 26 книг, я взял папку с надписью «Заявки» и подсчитал, сколько же заявок на книги я подал в издательства. Оказалось 270. То есть проходила одна из десяти заявок. Тут я осмелюсь дать вам первый совет: надо ходить по издательствам. Волка ноги кормят. На десятый раз получится.
Я ходил и мечтал о такой организации, где сидят в большом зале представители всех литературных журналов и издательств. Сидят и ждут, что им принесут. Вот я прихожу и говорю: «“Повесть об альпинистах”, “Рассказы о птицах”, “Исторические миниатюры”. Кому?» На другой день там же мне отвечают: «Спасибо, не надо», «Это нам не подходит», «Вот это берем». При наших рыночных отношениях пора бы создать такие «Бюро предложений художественных произведений» при Союзе журналистов и Союзе писателей. От этого выиграли бы и авторы и издатели. Я думаю, у каждого пишущего человека лежат где-то рассказы, очерки и статьи, о которых можно и забыть со временем. А они могут понадобиться многочисленным ныне журналам. Подумайте, молодежь, дарю идею бесплатно.
Кроме отсутствия связей, приходилось преодолевать и еще одну, общую для всех преграду – цензуру. Слава богу, это вам не знакомо в том виде, как это было раньше, хотя невидимая и жестокая цензура у нас живет и процветает. Особенно на наших нерусских радио и телевидении. В каждом издательстве за железной дверью сидели штатные цензоры и у них имелись списки того, чего нельзя допускать в печати. А бывала цензура и построже. По поводу издания моей книги «На берегах Меконга и Красной» (это о моих путешествиях по Индокитаю) меня дважды вызывали в ЦК КПСС и чиновники со Старой площади объясняли мне, что надо убрать и что надо дописать. Речь шла о Кампучии, а Пол Пота, уничтожившего треть населения страны, тогда держали за коммуниста. Так хотелось им сказать: «Если вы все так хорошо знаете, чего же сами не пишете?» Я тогда пришел к мысли, что сам институт редакторства изобретен коммунистами. Есть автор и издатель. Больше никого не нужно. Разве что корректор. Автор отвечает за каждое свое слово, издатель же извлекает из них деньги. И теперь две свои последние книги я издал без редактора. Только корректор и компьютерщица. В них так и написано: «Под редакцией автора».