Восхождение Эль - стр. 59

Подъехавшие следом Тан и Ван окружили его, связали и поволокли назад. В лагерь приехал отец, несколько припоздавший к празднику и очень недовольный выходкой своего младшего наследника. Стратегу тут же донесли о случившемся, и Торсинг хмурился от одной только мысли, что его сын, словно истеричная девица из окружения императрицы, бегал в непонятной панике туда-сюда всю ночь. Когда старшие синги притащили связанного Рина в лагерь, стратег не сказал тому ни слова, и это являлось очень плохим знаком.

Так оно и случилось. За то, что оставил стадо без присмотра, Рина привязали к вбитой крест-накрест рогатине посредине стана. Он получил пять ударов кнутом и остался висеть без еды и питья на сутки. Может, если бы отец не приехал, дело обошлось бы несколькими тумаками, которые щедро отвесили ему братья, но Торсинг рассердился не на шутку. Будь кто другой на месте Рина, наказание не стало бы столь жёстким, но сын стратега великого Ошиаса не мог надеяться ни на какое снисхождение.

В полдень неожиданно хлынул ливень. Рин хватал пересохшим ртом пыльные струи, вода лилась сплошным потоком с его многочисленных косичек и смуглых рук, распятых на крестовине, насквозь промочила одежду, но даже тогда не утих огонь, сжигавший его изнутри. К вечеру дождь так же резко прекратился, а на участке кожи, откуда шла эта боль, алым родимым пятном расцвёл трёхлистный цветок калохортуса.

Сквозь сомкнутые веки Эль чувствовала тёплый, мерцающий огонь. Как если бы свечку поднесли к глазам. Она слышала звонкий голос Тинара, который звал растерянно и испуганно: «Эль, ну, Эль же…», и звук этот казался ей неприятно резким, хотелось, чтобы он прекратился. В голове гудело, будто степной тяжёлый ветер всё ещё скитался в ней, бился о затылок, давил на виски. Но пахло не степью, запахи казались незнакомыми: пыльные тряпки, пересушенные на винном пару̀ травы, немного дыма от сушняка, затхлый стариковский уют.

Эль чувствовала, что кроме Тинара, рядом находится ещё кто-то, добрый голос пытался разговаривать с ней, а потом напоить то горьким, то сладким травяным отваром. Она не хотела открывать глаза. Не хватало смелости встретить реальность. Эль трусливо полагала, что если сейчас не откроет глаза, то как будто ничего не произошло. Не было момента, когда Тинар вдруг, всё ещё улыбаясь, упал лицом вперёд, а она не успела даже удивиться, потому что тяжёлая тень со стремительной яростью сбила её с ног и душно навалилась большим телом. Всё, что ещё совсем недавно составляло основу жизнерадостной Эль, все эти мечты и фантазии, оказались глупыми, детскими, совершенно никчёмными в одно мгновение. Она стала женщиной, и в ней навсегда поселились страх и боль.