Восхождение Эль - стр. 53
К утру всё успокоится. Жикоры впадут в транс, обессиленные безумством. В полуспячке будут переваривать хмель. Дояры уже приготовили звонкие вёдра, много звонких вёдер, их начищенные ряды ослепительно блестели на солнце, и большой ритуальный чан для праздника первой чаши. Вот тогда Наму придётся выйти из уютного шатра, впустить в своё тело того, кто горит ярче пламени, летит быстрее ветра и стоит прочнее земли. Нам не помнит, что происходит, когда в него входит высшая сущность, чтобы спеть песню иного мира, но с каждым разом всё сложнее приходить в себя. Последнее, что он видит из центра арены, это напряжение и благоговение в сотнях глаз, а затем Нам уже в шатре на окровавленных и загаженных нечистотами тряпках, тело болит так, что невозможно пошевелиться, а грудь раздирает кашель.
Кровь течёт из носа и из ушей, и всё, что он может слышать, – собственный хрип, треск воздуха, который пытаются втянуть и вытолкнуть сжавшиеся лёгкие. Невыносимо режет низ живота, к запаху крови мешается смрад выделений, и Нам молча ненавидит и себя, и того, кто горит ярче пламени, летит быстрее ветра и стоит прочнее земли. Он никогда и никому не признается, как в эти моменты проклинает своих предков, отдавших тела высшей сущности. Синги называют это даром, они кормят и защищают несколько поколений родственников Нама, поклоняются им, и никто представить не может, какое это проклятие. Расплата за скреплённый когда-то кровью договор, незримая печать которого стоит на каждом вайнире, сосуде, принимающем в себя непостижимую силу.
…Спать. Пока есть возможность, нужно спать, напомнил он себе. Шаман натянул одно из одеял на голову, стараясь не слушать крики и топот, и опять заснул.
***
Разбившегося в кровь, потерявшего сознание шамана унесли с арены. Раздался тягучий, выворачивающий душу вой ритуального рога, и Тан поднялся со своего трона. Огромный занавес, отделявший арену от священнодействия дояров, затрепыхался, и все вскочили на ноги, встречая первую чашу. Из-за чёрной вуали шёлка появились две старые бритые наголо рабыни с вырванными ноздрями. Женщины с трудом несли большой чан, от которого даже на расстоянии шёл медово-пряный одуряющий запах. За чаном следовал Ван, он зорко наблюдал, чтобы из посудины не выплеснулась ни одна капля. Если что-то сейчас попадёт на землю, в грядущем году сингов будут ожидать невосполнимые потери. Ещё несколько маленьких рабынь, блестящих маслом обнажённых до пояса худосочных тел, босых, в шёлковых шароварах, замыкали процессию, несли на бритых макушках большие разносы с разрисованными керамическими пиалами.