Восхождение Эль - стр. 47
– Знаю я твоё «хорошо говорили». Ты болтал без умолку, не давая этому как бы дружественному сингу слова вставить…
Тинар забрал у неё флягу с остывающей, но ещё тёплой водой:
– Может, и так. Только я тогда сразу подумал, что тебе очень понравились бы эти красные огни в темноте. Ты любишь подобное.
Он отхлебнул немного из фляги, смочил губы и засвистел любимую мелодию Эль. «Грум на перепутье» называлась эта лиричная песня. Она потихоньку, потом всё увереннее стала подпевать. Над удивлённой полуночной степью полился рассказ о серебряном груме, сидящем на камне у чужой штольни. И не надо ему сытой жизнь, которую обещает сребродобыча, он готов даже поссориться со своей гильдией, только бы найти то место, куда влечёт его душа. Огонь трещал в такт посвистыванию Тинара и обволакивал их пьянящим дымом от веток душистого кустарника, тех, что, сгорая, отдавали своё последнее дыхание заночевавшим здесь странникам, и дуэт был сработанный годами, так всё чудесно получилось.
Когда закончился последний куплет, Моу откинул белую чёлку назад и робко попросил:
– Эль, а ты не станцуешь?
Тинар думал, что она, как всегда, возмутится, и, может, даже стукнет его по голове. Грумы не танцуют, потому что это неприлично, и первая же её попытка в совсем нежном возрасте сделать несколько смутно напоминающих танец «па» вызвала бурю негодования со стороны Хобана. Поэтому танцевала Эль очень редко, и только если никто не видит. Тинар же, конечно, иногда подсматривал.
Но в этот волшебный вечер всё, что происходило вокруг – новизна места, душистый воздух, темнота и пляска огня – всё это заставило Эль только чуть смутиться и кивнуть. Ведь ей и самой хотелось танцевать.
– Давай про хвост Боти, – сказала она, поднимаясь с нагретого свитера.
Эта была довольно известная поэтическая история о безнадёжной любви ящерки Снапи к ящерке Боти. Любовь расцвела столь страстная и навязчивая, что Боти пришлось бежать из пещеры в наземный мир, оставив свой хвост Снапи. Теперь Снапи день и ночь сидит перед брошенной частью утерянной любви и вздыхает. Из-за популярности этой песни у грумов даже появилась присказка «безнадёжно, как хвост Боти».
Тинар ещё раз пригубил тёплой воды и начал выводить мелодию. Губы высвистывали мотив, а ладони отбивали по фляге звенящий ритм. Эль вскинула руки и выгнула спину, закружилась вокруг костра. Её движения умоляли, как влюблённый Снапи, а затем убегали, как испуганный предмет его любви. Тинар то выводил рулады нежного, робкого признания, то рассыпался барабанным перестуком в смущённом отказе.