Вошь на гребешке - стр. 82
В первый миг Милена не вспомнила, что её саму не видят и не чуют. Презрительно хмыкнула, разворачиваясь к недоумкам. Она все-таки была первой ученицей замка и даже Черна, затевая вражду, сперва думала, а затем ссорилась – ну, когда оставалась в уме…
Преследователи миновали незримую Милену, проскочили насквозь то место, где она себя ощущала – и вызвали в сознании болезненный спазм чуждости мира, в котором творится вовсе негодное дело. Ознобом окатило понимание: в считанные прыжки эти твари достанут рыжую девчонку и порвут, изуродуют. Серебро иссякнет, корни только-только намеченных связей оборвутся! Едва отвоеванное право закрепиться в мире будет рассеяно, и под угрозой окажется существование самой Милены – даже призрачное.
Бывшая первая ученица смотрела, как рыженькую достают, сбивают с ног. Все происходило для привычной к бою и тренировкам Милены медленно – и неотвратимо. Непоправимо… Корни натягивались, сухо трещали.
– Пусть так, – Милена до оторопи напугалась своего же решения, принятого в этот миг. Даже понимая угрозу, она не отказалась от затеи. Иначе не вмешаться, а не делать ничего – тоже невозможно… – Вам хуже! Я не видела своего вууда73 ни разу. Но пришла его ночь! Свободен!
Ужас схлынул, оставляя сознание окончательно ясным. Милена мысленно раскрыла ладонь и впустила в почву плоскости корень – черный, беспросветный. Корень врос в мир охотно, даже жадно. Тень побега, невидимого местным людям, упруго вскинулась, раскрылась зрелым коробом плода, извергла содержимое в ночь – и оно сразу прянуло туда, где надрывно визжала рыженькая и гоготали ублюдки, догнавшие её.
В следующий миг кричали, не помня себя, уже все. Фонарь мигнул напоследок и рассыпался крошевом стекла, рев музыки оборвался, словно срубленный топором.
Старая связь с телом, лежащим в коридоре больницы, натянулась с прежней силой и поволокла Милену прочь, не позволяя ничего поправить. Не было сил даже увидеть, чем обернется для здешних людей то, что первой ученице замка Файен запретила делать Тэра – под клятвой, без оговорок и исключений…
В темном коридоре больницы было смертно, отчаянно тихо. От собственного не-бытия хотелось выть на луну, зримую призрачной Милене сквозь стены, кроны деревьев и облака. Блеклую, пустую… То, что вызрело и вырвалось в мир, не могло бы сюда явиться в иное, среброточивое, время.
– Они меня не видят, не ощущают кожей и наитием. Но как я могла подумать, что верно и обратное? – устало шепнула Милена. – Плоскость, по сути, нейтральна, тут силы света и тьмы, если упростить до предела нас и исподье, взаимно поглощаются. На уровне, доступном здешним людям, все примитивно, как они сами говорят – материально. Но это иллюзия, поскольку теперь нет сомнений: плоскость подвержена влияниям извне. Я влияю. Еще как влияю! Я представила себя там, у дороги. Этим я натянула нить внимания тварей и помогла им заметить рыженькую. Я в общем-то убила её… почти. Или хуже чем убила. Спаси меня серебряная лань, да во что же я вляпалась? Я ведь не хотела… совсем как тогда, со Светлом – я не хотела дурного. И теперь сижу тут, а мой вууд разгуливает по городу. Мой вууд. Тот, для кого смерть – наслаждение и лакомство.