Ворон и радуга. Книга 4 - стр. 111
– Уж мне, брат, можешь не рассказывать эти байки! – ухмыльнулся назойливый ялиолец. – Я видел, как у тебя зенки горели, когда ты втрескался по-настоящему. Ты на ту красотку рыжую так смотрел, что можно было костёр разжечь огнём этим в глазах твоих. Да ты меня придушить готов был за одно только слово, за взгляд в её сторону, за мыслишку похотливую!
Ох, спасибо, дружище, что напомнил! А то так давно душу не выворачивало…
– Да уж, Орлех, дурак ты, дурак! Это ведь игра всё была… – скрипнув зубами, насмешливо бросил Эл. – Притворство. Я же тебе уже рассказывал, что мы за нос всех водили. Между нами тогда ещё даже не было ничего…
– «Тогда ещё»? – вот что ты с ним будешь делать – везде скрытый смысл найдёт. – Так значит, потом всё-таки было?
– Орлех, отвяжись по-хорошему! – вышел из себя Ворон.
Поднялся подхватывая один из тюков ткани… Сидят, болтают, время тратят – этак до вечера товары не перетащат в лавку.
– Эх, брат, брат! Как тебя угораздило? Такой цветочек огненный просрал! – сочувственно долетело в спину. – Сам не ам, и другому не дам, так? Хоть бы мне тогда не мешал. Да, вокруг пальца вы нас, конечно, всех обвели. Моя Фамира до сих пор этого обмана простить не может… Больно ты ей в душу запал, Ворон. Она ведь думала – серьёзно у вас с Дэини. Никто в этом тогда не усомнился…
Ворон упрямо молчал, только мысли снова стали горчащими, едкими…
«Я вот тоже так думал… Всерьёз, навсегда…»
– Ты её хоть видел потом? – покосился на него Орлех. – Как она поживает, не знаешь?
Эл усмехнулся безрадостно.
– Хорошо поживает. Замуж вышла. За милорда одного. Любовь у них…
Орлех почти поднявшись на крыльцо с тюком митувинского жокрета, встал, ошарашенно глядя на друга.
– А… – задумчиво протянул он. – Ну, тогда ясно всё…
– Что тебе ясно? – Эл сам от себя не ожидал, что ярость вдруг обожжёт душу так хлёстко и больно. – Ты сегодня точно схлопочешь по морде… Давай о делах уже!
Орлех вздохнул и наконец оставил щекотливые темы.
***
Тревога неожиданно вцепилась в горло мёртвой хваткой, так что перехватило дыхание. Даже раньше, чем Эл увидел и понял.
Он уже почти зашёл в лавку, утаскивая внутрь увесистый сверток и острый длинный нож, которым было удобно отрезать даже самые капризные ткани, и вдруг зацепил что-то даже не взглядом, а скорее своим извечным чутьём. Развернулся круто и выронил свою ношу.
Над гладкой, как зеркало, серебряной поверхностью Киримы вдруг взметнулось вместе с фонтаном брызг и оглушительным плеском нечто огромное и чудовищное.
У самого пирса. Там, где играла детвора. Где была сейчас Граю!