Вопрос на десять баллов - стр. 21
– Что ж, рада, что мой народ получил твое одобрение. И кто же эти герои?
– Ну, знаешь, Эйнштейн, Фрейд, Маркс…
– Карл или Граучо?
– Оба. Артур Миллер, Ленни Брюс, Вуди Аллен, Дастин Хоффман, Филип Рот…
– Иисус, конечно же…
– …Стенли Кубрик, Фрейд, Сэлинджер…
– Конечно, только, строго говоря, Сэлинджер не еврей.
– Нет, еврей.
– Поверь мне, нет.
– Ты точно знаешь?
– Да. У нас на это чутье.
– Но у него еврейская фамилия!
– Его отец был евреем, а мать – католичкой, поэтому формально он не является евреем. У евреев национальность передается по материнской линии.
– Я этого не знал.
– Вот ты и приехал сюда, в университет, и уже начал учиться. – И она снова переводит сердитый взгляд на танцпол, который забит Шлюхами, хромающими под музыку. Это довольно удручающее зрелище, словно новый, только что открытый круг ада, и девушка смотрит на это с понимающим презрением, словно ожидая, когда взорвется заложенная ею мина. – Господи Иисусе, да ты посмотри на эту компашку, – протягивает она устало, a «Two Tribes» тем временем плавно перетекает в «Relax».
Решив, что цинизм, вызванный усталостью от жизни, – верный путь к успеху в этой среде, я убеждаюсь в том, что мой смешок по этому поводу был хорошо слышен, и девушка с улыбкой поворачивается ко мне:
– Знаешь, в чем заключается величайшее достижение английских школ-пансионов? Поколения патлатых мальчишек, которые знают, как надевать пояс с подвязками. Что удивительного в том, что многие из вас приезжают в университет с женской одеждой в чемодане?
Многие из вас?
– На самом деле я ходил в общеобразовательную школу, – уточняю я.
– Что ж, рада за тебя. Знаешь, ты уже шестой человек за вечер, который говорит мне это. Это что, какая-то странная левацкая манера начинать разговор? Что меня должно поразить? Наша система образования? Или твои героические академические успехи?
Если я и могу определить что-то наверняка, так это тот момент, когда меня уделали, поэтому поднимаю свою баночку с пивом, на три четверти полную, и трясу ею, словно она пустая.
– Я собираюсь сходить в бар. Могу купить что-нибудь и тебе, э-э-э…
– Ребекка.
– …Ребекка?
– Нет, спасибо.
– Хорошо. Ладно, увидимся еще. Кстати, меня зовут Брайан.
– До свидания, Брайан.
– Пока, Ребекка.
Я уже собираюсь пойти в бар, когда замечаю засевшего в засаде Криса-Хиппи, погрузившего руку по локоть в огромную пачку чипсов, поэтому я решаю немного пройтись и покидаю зал.
Я брожу по коридорам, обшитым деревянными панелями, где последняя группа новых студентов прощается со своими родителями под «Legend» Боба Марли. Одна девчонка рыдает в объятиях своей рыдающей матери, а чопорный папа нетерпеливо переминается с ноги на ногу рядом, зажав в руке небольшую пачку банкнот. Долговязый смущенный гот, одетый во все черное, с выдающейся скобкой на зубах, чуть ли не силой выпихивает своих родителей из комнаты, чтобы заняться серьезным делом: дать людям понять, насколько темная и сложная личность скрывается под всем этим металлом и пластиком. Другие вновь прибывшие знакомятся с ближайшими соседями, выдавая свои краткие биографии: предмет, место рождения, оценки на экзаменах, любимая группа, самые сильные душевные травмы, полученные в детстве. Эдакая вежливая, специально для среднего класса, версия сцены из фильмов про войну, где новобранцы прибывают в казармы и показывают друг другу фотографии девушек, которые ждут их дома.