Волною морскою (сборник) - стр. 11
Днем и ночью у отца в комнате бубнит радио – “Немецкая волна”, Би-би-си – их перестали глушить, но отец как будто не слышит приемника. Во всяком случае, не обращает на него внимания. Отец занят учебником.
– Во всех этих строгих правилах про удвоения и задержания есть своя красота, – рассказывает Алеша Шурочке, и та кивает, подробней не спрашивает – и к лучшему, ему трудно было бы объяснить, что это за такие правила. Дальше элементарной теории музыки он не продвинулся, да и ту позабыл.
Музыку Алеша бросил, когда ему было четырнадцать лет. Родители спросили, чего ему не хватает для счастья, он честно сказал. Вероятно, и данных не было, иначе они бы не позволили так поступить. Никакого счастья все равно не последовало.
– Учебник будет совсем другой, чем те, которые есть, – продолжает Алеша. Надо, чтоб Шурочка уважала отца. – Студенты решают задачи, но они не похожи на музыку. – Вот, он вспомнил, как говорил отец: – Надо изучать одного композитора, другого, что один бы сделал с мелодией, что другой. Гармонизовать ее в стилях разных эпох, направлений. Понимаешь, да?
Шурочка понимает, но им невозможно жить вместе с его отцом. Она не противница быта, нет, несмотря на молодость она умеет создать уют. Но находиться в квартире, где пахнет всем: плесенью, мусоропроводом, вчерашней едой, – неприятно и неполезно ни будущему ребенку, ни Алеше, ни ей.
– Если б ты мог с ним поговорить…
О чем? О том, что надо дать место для новой жизни? Пожилого человека не изменить. К тому же такого нетривиального. Алеша пробует вспомнить, когда они последний раз разговаривали с отцом всерьез. Наверное, перед Алешиным поступлением. Дома было уже так тяжело, что хоть отправляйся в армию.
Ходили слухи (затем подтвердившиеся), что после первого курса мальчиков всех поголовно и заберут – тогда отправляли в Афганистан. Отец нашел пожилого врача-нефролога, та поставила Алеше диагноз, научила, как комиссию обмануть.
– Боишься, что меня там убьют?
– Не только, – ответил отец.
Он не хочет, чтобы Алеша стрелял в людей. На каждого погибшего солдата и офицера в Афганистане приходится чуть ли не сотня убитых жителей – “голоса” отец в то время слушал внимательно.
– Разве это война? Геноцид, резня, карательная операция, как угодно. Должен сказать, Алеша, в моей жизни было много грустного, даже стыдного, как почти у каждого человека, в особенности советского. Но в подобных вещах мы не станем участвовать.
Вот такой разговор.
А теперь Алеша с отцом ведут почти бессловесное совместное существование. У одного молодая жена и планы уехать в Америку, у другого – понятно что: неопрятная старость, нескончаемый учебник гармонии.