Волхитка - стр. 39
Под берегом щеглы качались на пониклых ветках, сорили семена ольховых шишек на тропу, занесённую пургой, никем ещё не мятую сегодня. Заметив человека, птицы порскнули со свистом над рекой.
Рядом с прорубью стояла пешня, утыканная пышным инеем. Взяв её дрожащими руками, Злата железным жалом проколола в нескольких местах окошко проруби, округло застекленное непрочным льдом и припорошенное снегом.
Вода вздымилась; огнём ожгла иссохшую гортань. Сделав несколько глотков, Злата вдруг почувствовала легкое круженье в голове – покачнулся берег, покачнулись горы, небосвод… Она утомленно упёрлась руками в закрайки проруби – замочила каемку платка.
Сквозь чистую и выпуклую воду на неё смотрело желтоватое, обманчиво близкое дно. Среди песка, затонувших листьев и длинноволосой водяной травы чуть заметно пульсировало неутомимое прозрачное сердечко родника: отталкивало мелкий мусор от себя, кружило листья и подкидывало вверх крупную песчинку золотого цвета.
Усталая женщина улыбнулась чему-то, вздохнула с некоторым облегчением.
«Ну вот, – подумала, – а я зачем печалюсь? Надо мусор отогнать от сердца. Надо жить, крепиться! Что же это я?.. – Она вспомнила притчу из Библии, повторила несколько раз: «Как моль одежде и червь дереву, так печаль вредит сердцу человека! Что город, разрушенный без стен, то человек, не владеющий духом своим!»
Злата поднялась и прошептала, глядя в синеватый лоскут небес, отраженный в проруби:
– Господи! Сделай так, чтобы он был живой! Живой!
И в следующий миг свершилось чудо.
Емельян Прокопович – так ей показалось – на лошади подъехал и затормозил у крутояра. Стремительные сани едва не опрокинулись, скользя по склону и разворачиваясь…
Знакомый голос окликнул женщину. Косолапо раскорячась, «Емельян Прокопович» стоял в санях, вожжи на себя тянул так сильно – лошадь морду спрятала под грудь и показала чёрное пятно между ушей.
– Миленький ты мой! – Злата побежала, в снег свалилась, шепча: – Любый мой! Да я уж и не чаяла дождаться!
Возница лошадь от обрыва отвернул. Вожжи бросил, выскочил в сугроб и тоже ей навстречу поспешил.
Смутно видя сквозь прихлынувшие слезы, она поднялась. Руки распахнула и обняла его – что было силушки. Гладила затылок, бормотала несвязно:
– Да где ж ты… где же ты так долго пропадал?!
– Я? – воскликнул изумленный человек. – Я дома… спал…
– Да как же дома? Что ты говоришь? Я все глазоньки свои попроглядела! Емельян! Родной!
– Мать! Да погоди ты! Мать… Окстись!
Она не слушала. Содрогалась внутренним ознобом; нервы натянулись до предела.
– Родименький мой! Любый!.. Пропажа моя ненаглядная! Да что с тобой случилось на той проклятой ярмарке?! Я за тебя молилась, Емельян! Молилась, а сама уж думаю: век мне тебя не видать!..