Волчья хватка-3 - стр. 32
Невзирая на возраст, митрополит ещё был проворен, скор на ногу и весьма бодр, однако сразу же за воротами отчего-то отставать начал и подволакивать посох. А Ослаб, верно, почуял гостя, свечу затеплил – зазывал! Алексий же как увидел брезжущий свет в оконце кельи, так и вовсе перед ней остановился, мол, дух перевести. И в самом деле задышал часто, шумно, словно грудная жаба давила. Двое иноков из его свиты, ряженные под стражников купеческих, в тот час около очутились, вздумали под руки подхватить. Однако митрополит отмахнулся:
– Сам пойду!.. Откуда заходить? Двери где?
– От леса, святейший, от леса, – с готовностью подсказал Сергий. – Да голову-то наклоняй пониже. Старец убогий, согбенный, так по себе и вход заказал. Чтоб все другие входящие кланялись.
Митрополит посохом постучал и, не дожидаясь ответа, осенил себя крестом и шагнул в келейку отшельника. Едва дверь за ним затворилась, Сергий скорым шагом проследовал на подворье, велел закрыть ворота обители, а к себе знаком приманил инока юродивого, сидящего на паперти. У того заместо зениц толстые бельма – слепошарый, тёмный, как пень.
– Зри, Чудин, – шепнул на ходу. – Спрошу после.
– Добро, отче, – отозвался тот и скорчил гримасу страдальца, оставленного без молитвенного окормления.
На подворье оставалось несколько оглашённых да чуждых ещё послухов разного возраста, коим не позволялось переступать порога храма, вместо службы они исполняли свои трудовые уроки. Чуждыми в Троицкой называли тех, кто только прибился к монастырю по доброй воле и ожидал слова братии, допущения в круг послухов. Оглашёнными же кликали послушников, кто уже прошёл испытания всяческие, исполнил уроки и теперь ждал первого пострига в круг гоношей – учеников ремеслу араксов – защитников. Кто из них дрова рубил, кто бондарным и столярным промыслом занимался под навесом на хозяйственном дворе, однако же не забывая в нужный час креститься да поклоны бить с инструментом в руках. Каждый сам себе вечерю служил.
В заполненном под завязку храме ещё служба шла, хор вздымал кровлю, норовя сбросить её наземь вместе с куполами. Настоятель сам захлопнул церковные двери, на засов заложил. И тем самым словно загасил единоголосье хора.
Слепые вмиг прозрели, глухие чуткие уши навострили, убогие и калеки распрямились, в плечах раздались, у юродивых впалые груди развернулись. У иных и вовсе руки и ноги отросли.
– Как велено петь, когда гости на дворе? – сурово спросил Сергий. – Митрополита подивить вздумали?
– Прости, отче, – весело повинился инок-запевала. – Сами не заметили, как и распелись. Яко соловьи у гнёзд!..