Волчье кладбище - стр. 20
Усталый голос опустился в официальный, немного раздражённый регистр. Кочински словно бы вспомнил о важности суровых проректорских обязанностей.
– И когда я говорю «мы все», я имею в виду и вас, мистер Карлсен. Я требую от всех личного присутствия. Не мы сегодня устанавливаем правила жизни, за нас это делают другие. И тогда вы, мистер Карлсен, можете кончить вовсе не доктором наук, как вам кажется.
Откровений и смеха будто не было, и Кочински, вероятно, жалел уже, что дал слабину, поступившись железными проректорскими принципами.
– Уже девять лет я живу в чужой стране, не по своему желанию, сэр. Не говорите мне, что жизнь может измениться. Я это знаю, сэр. Я узнал это раньше, чем вы, – сказал ему Адам. – Но я ни на что не жалуюсь.
Рука Кочински скользнула по дверному косяку, его взгляд будто бы говорил: «Жаль, что меня в десять лет от отца не увезли…»
Он обратился к нам уже через плечо:
– Не покупайте сигареты в лавке О’Брайена, Гарфилд. Студенты Роданфорда официально не курят, а ирландцы неофициально – всё ещё наши враги.
На этом он удалился. Я вернулся в комнату и наконец-то плюхнулся на свою скрипящую никелированную кровать, как следует растянувшись.
– Один вопрос – зачем?
Адам ответил:
– Я не сомневаюсь, Макс, что устроить оргию на территории Роданфорда идея твоя.
Я холодно покосился на соседа, затем ухмыльнулся.
– И что с того? – зевая, промямлил я.
– Как будто ты не знаешь Тео, – Адам поднял тетрадь с подоконника и начал заново изучать свой рисунок.
– И что с того?
– Он развлечётся, но, когда ему надоест, сдаст зачинщика, а с самого, как с гуся вода.
– Он бы не сделал ничего подобного. Я дал ему сигарету.
– А, я не знал этих подробностей. – Адам отшвырнул тетрадь. – В таком случае извини.
Я не ответил.
Цитируя Марка Твена, настоящий друг с тобой, когда ты неправ. Когда ты прав, всякий будет с тобой.
Это правда, Адам постоянно вытаскивал меня из передряг. По-скандинавски просто. Но что за работа при этом кипела в белобрысой башке той, догадаться можно было разве что по взгляду.
Неоднократно я слышал пошлый афоризм, что глаза наши имеют свойство впитывать ужас, который могли наблюдать. У Адама глаза медно-ржавого цвета, какой луна бывает при затмении. Ужасные, ужасные глаза! Я живу с ними девять лет и до чего дожил: избегаю их, словно уберегаю легко вскипающую кровь от щепоти перца.
Иной раз во время бессонницы я всё жду, когда Адам, давно отошедший ко сну, вдруг повернёт по-совиному голову и я увижу вновь эти глаза. И всё не из-за какого-то ужаса пережитого, а потому что в Адаме прячется садист. Если порассуждать, не так уж и прячется, а в открытую проводит свои эксперименты над людьми. Мы с ним братья по случаю. Мясорубка военная нас в один фарш сдавила. Но в наших отношениях я – как дым, не имеющий силы против железа.