Во власти Ублюдков - стр. 9
— Умираю! — Рита прикладывала к больной голове бутылочку минералки. Она так же как и я, с трудом держала веки открытыми.
— Вениамин Германович задерживается?
— Сейчас докурит и вынырнет, как чёрт из табакерки.
— Хорошо, что ты на третий ряд села! А то он своим послекурительным запахом добьет меня окончательно, — складываю на парту руки и роняю на них голову. — Аринка с Сашей на репетиции?
— Ну, да! А ты чего в этом году феечкой не пошла? Тебе же Селиванов предлагал.
— Селиванов предлагал, а Бизонова прозрачно намекнула, что третий год подряд — это перебор, нужно дать возможность проявить себя и другим.
— Расстроилась?
— Неа! — отвечаю, прикрывая рукой очередной зевок. — Переболела уже. В смысле, я вообще на театральный кружок ходила потому, что художник, танцор и гимнастка из меня — так себе, а других секций у нас в посёлке не было! Театральный кружок мне нравился, но я никогда не стремилась быть артисткой.
— А вот некоторые считают, что ты бы вполне могла во ВГИК поступить. У тебя ведь действительно круто получается, ты хорошо вживаешься в роль.
— Я знаю! Ещё знаю, что некоторых отдельных личностей это, напротив, бесит.
— Ты про наших придурочных кайфовщиков?
— Да, достали! Вчера Гурина заявляет мне: «Рубинина, как это спектакль и без тебя?» — кривлю голос назойливой сокурсницы.
— Брось, Кира. Они просто завидуют. Вот и цепляются к тебе.
— Как вообще отдельных лиц до сих пор не исключили, непонятно? Все же знают!
— Доказать нужно. Да, и это мы понимаем, отчего он весёлый такой, — лениво пропела подруга. — А преподаватели всё-таки не в теме.
— Ну, может быть!
— Слушай, Кир, — лёгок на помине, один из участников неприятной нам компашки, состоящей из пяти человек. Я скорее машинально поворачиваю голову вправо, смотрю на дальние ряды. — А в зад переться как, ничё ощущения? — я в буквальном смысле охреневаю от вопроса. Слышу брошенную кем-то реплику: «Для себя интересуешься?», но не реагирую. Просто теряюсь в прострации.
Я на несколько секунд вообще теряюсь. Ещё и смешки сокурсников... Стыд болью обжигает грудь, а лицо невольно заливает краской.
— Не поняла? — всё же получается заговорить. — Ты у меня сейчас это спрашиваешь?
— Ну а у кого ещё?
— Саужский, ты что, с утра пораньше пыхнул уже? — в разговор вмешивается Дима. — Тебя куда несёт вообще?
— Да хули она из себя строит?
— Коля, завали ебло, иначе оно сейчас у тебя разлетится, — продолжает Дима. Мы с ним с самого детства знакомы. И он один из немногих, кто знает меня более чем хорошо.
Дверь открывается и всё мигом затихают. Только я дышу, кажется, громче, чем нужно. Даже не знаю, чего во мне сейчас больше, злости или обиды.