Во дни усобиц - стр. 7
«Будь ты проклят, лысая тварь!» – с презрением подумал Талец.
Его подняли; подталкивая в спину, повели на площадь. Только сейчас увидел Талец на ногах у себя ржавые цепи.
«Окандалили, окаянные!» – скрипнул он зубами.
Пленника грубо швырнули под навес. Явилась худая сгорбленная старуха, шамкая беззубым ртом, стала бормотать какие-то малопонятные заклинания, смазывала ему дурно пахнущей мазью раны от побоев на спине, цокала языком.
…Три дня провёл Талец под навесом, охраняемый двумя половцами. Его скудно кормили остатками рыбы, давали воду и чёрствые пресные лепёшки. На четвёртый день прискакал Арсланапа в пыльной продымлённой овчине. На поясе солтана висела длинная кривая сабля в обшитых сафьяном ножнах, в деснице он сжимал нагайку, рукоять которой украшала серебряная оправа с яшмой.
– Купец пришёл. Товар смотреть будет.
С ног Тальца сбили оковы, его выволокли за обитые железом ворота. Здесь, на широкой площади, продавали в рабство невольников, в грязные руки половцев сыпались золотые и серебряные монеты, полыхал серский[18] шёлк, пестрела зендянь[19], цветастые платы, стоял шум, ругань.
К Тальцу подошёл приземистый толстый грек в длинной голубой хламиде, долго и обстоятельно осматривал его, щупал мускулы на руках; оттянув губу, глянул на зубы; велел пройтись – не хром ли будущий раб; удовлетворённо закивал головой. Щёлкнув пальцами, грек подозвал рослого челядина с тупым бычьим лицом и приказал ему развернуть перед Арсланапой дорогую ткань. Алчный взор солтана впился в яркое рубиновое пламя аксамита[20]. Золотые львы, птицы, грифоны[21] колыхались перед ним. Как голодная собака, солтан облизнулся. А грек рассыпался в похвалах своему товару:
– Смотри, какая красота! Пламень этой ткани разожжёт огонь в сердце твоей возлюбленной! И за этот прекрасный аксамит разве жалко отдать раба, всего одного ничтожного раба?! Ах, какой аксамит! Он царицы достоин!
Сделка состоялась, ударили по рукам. Двое греков в чешуйчатых бронях, смуглые и бородатые, подхватили Тальца под руки и поволокли к пристани. Улучив мгновение, невольник резко обернулся и ожёг Арсланапу полным ярости взглядом. Всего на краткий миг встретились их глаза, скрестились пылающие взоры, но солтан внезапно вздрогнул, словно сама судьба, само чёрное дыхание смерти, само предвестье несчастья смотрело на него из-под насупленных бровей русса. Какое-то неясное чувство овладело Арсланапой; сейчас, в этот миг он знал точно: ещё сойдутся, пересекутся его пути-дорожки с этим гордым упрямцем, ещё засвистят в поле острые сабли, много зла причинит ему этот непокорный, как дикий конь-тарпан, урус. Извечна и неистребима взаимная их ненависть.