Внук Донского - стр. 2
Разразились крики, которые затем стали удаляться. Мне осталось только недоумевать странному концерту в старушечьей избе. Можно было, конечно, разобраться с некими Васильевыми, отравителями соколов, но веки были сладко и дремотно тяжелы, не хотелось ими двигать. Как и всем телом. Оно было словно бы не моё. Предоставил хозяйке разбираться со своими чокнутыми гостями и ушел в долину грез.
Проснулся вновь от того, что меня безжалостно трясли. Явно этим занималась не старуха. Чего же тут все до меня докопались? Если немедленно не отстанут, то пусть потом не обижаются, вытирая кровавые сопли. Надоедливый, воняющий луком тип, кроме трясения, еще периодически слюнявил мне лицо своей бородой. Блин, это уже слишком…
– Пошел ты нах, понял? – гаркнул я, не открывая глаз.
– Камо[6] ми[7] пешити?[8] – недоумённо переспросил приставучий тип и внезапно заорал густым басом, – Он рече[9], друзи мои. Рече!
Пришлось приоткрыть глаза и внимательно рассмотреть участников глумления над моей тушкой. Вместо старухиной избы обнаружилось странное помещение с деревянными сводами и узкими окнами. Возле меня терлись участники фольклорного ансамбля в расшитых узорами рубахах и цветастых штанах. Ближе всех ко мне находился дородный мужчина с харизматичной мордой, заросшей мощной рыжей порослью. Фактурный мужичок, чем-то на Джигурду смахивающий, в рыжем варианте. Актер, с амплуа бандитов, бунтарей и сумасшедших.
– Сыне мой, живый! – радостно воскликнул Джигурда.
Розыгрыш это, что ли? Куда это меня старушка передала? Ладно, подыграю шутникам:
– Куда я денусь, папанька?
В глазах мужчины промелькнуло удивление, но он ничего не сказал и повернулся к мужчине восточного типа. Мужик тот, скорее всего, был у них за доктора. Они стали живо обсуждать моё лечение. Причём возникали странные предложения по прижиганию стоп. Странные, если не сказать более резко, рекомендации. Мне страшно хотелось спать, и я, хныкнув, заявил об этом.
– Почни, аще[10] хошь, – согласился папанька и сделал жест, чтобы все удалились.
После вышел сам.
Потом я проснулся от ещё более немилосердной тряски. Меня куда-то перевозили в театральном возке. Такими, наверное, в глубокой древности люди пользовались. Со мной тряслась полная женщина, явно ненормальная из-за странного макияжа. Лицо покрывали густые белила, круги румян на щеках и широкие чёрные брови. Увидев меня, она улыбнулась и поднесла крынку с каким-то травяным настоем, приговаривая:
– Почни, наш соколик ясны. Ужо приеде вборзе[11].
Ага, уснёшь тут. Трясёт так, что кишки были готовы выпрыгнуть из одного места, объятые ужасом. На асфальте, что ли, тут экономят? И почему все здесь как-то странно выражаются? От напитка, или от сильной слабости снова погрузился в глубокий сон.