Влюблённые - стр. 12
Пнув по дороге пылесос, Уилл удовлетворённо отметил, как тот зажужжал и, несколько раз пронзительно пикнув, отправился в путешествие по квартире, собирая в себя попадающийся мусор, пыль и обёртки. Алан хмыкнул, закинув ноги на журнальный столик, и жестом попросил принести ему еще один кусочек пиццы. Закатив глаза, Уильям все же выполнил просьбу: бросил на колени Алану всю коробку, пропитавшуюся масляными пятнами. Возмущение Маккензи ласкало слух – Уилл знал, что ему ничего за это не будет, а потому, бесцеремонно скинув ноги Алана со стола, сложил разбросанные журналы в ровные стопки и смахнул пыль на пол, где ее все равно всосёт маленький помощник.
– Ты мог хотя бы прибирать за собой.
– Не дави на меня, – Алан ткнул в него куском пиццы. – У меня траур.
– Только не пытайся сказать, что будешь торчать у меня еще тридцать три дня.
– Нет, думаю, это будет чуть дольше.
Обворожительно наглая улыбка Алана была его беспроигрышным вариантом заставить Уилла делать то, что хочет Маккензи. Если не считать выворачивающихся наизнанку органов, кровавой пены на губах и сломанных костей, которыми Алан доносил обычно высшую степень своего недовольства. К счастью для Уилла, он испытал на себе только первые два способа, а в последние несколько десятков лет по какой-то неведомой причине это существо на его диване, которое всегда звало себя Аланом, пребывало в слишком хорошем расположении духа, предпочитая перекидываться колкостями, а не ножами, пулями и умерщвляющими все живое взглядами.
Нет, Алан Маккензи и мухи не обидит. Если та, конечно, будет приносить ему еду и ездить на другой конец города в три утра после тридцатишестичасовой смены посмотреть подобранного на улице щеночка.
И все же Уильям решительно не понимал, почему именно он должен страдать за грехи человечества и собственные ошибки молодости.
– Неужели ты уже успел все запачкать своим присутствием в своей квартире, что ошиваешься тут? – выровняв завалившиеся набок книги в стеллаже, Уилл наконец устало рухнул в глубокое мягкое кресло и потёр переносицу.
Алан поджал губы. Рука с зажатым в ней куском пиццы бессильно упала на колени, и он перевёл на Уильяма застекленевший взгляд пустых глаз. Кажется, именно так для него выглядела скорбь: его и без того светлые глаза потянулись молочно-розовой плёнкой, за которой разглядеть можно было только тёмную, почти черную окантовку радужки. Он смотрел на Уильяма долго и, кажется, не дышал.
– Там скучно, – он попытался разомкнуть губы Уилла, чтобы это произнести, но тот собрал все оставшиеся силы, чтобы упрямо мотнуть головой и заставить Алана произносить эти слова вслух самостоятельно. – Эйлин умерла – и теперь мне там слишком одиноко и грустно.