Владимир Вениаминович Агеносов. Учитель. Ученый. Человек - стр. 28
В феврале 2006 года мы стали мужем и женой и, как говорит моя теща, у нас гостевой брак: то я в Китае, то Инна в России. То мы оба где-нибудь в Европе. У жены друзья по всему свету, да и у меня кое-где есть хорошие знакомые. Поразительно, как легко Инна вписалась в круг моих друзей. Все они в восторге от нее. Впрочем, Паша с Димой тоже меня приняли. Так и живем многонациональной семьей: мы с женой – россиянин и китаянка, китаец Паша Лю и его жена японка Сяо Мин; китаец Лю Сюань (для всех русских Дима) и его жена украинка Лена. Дима и Лена подарили нам внука Даника. Ему уже почти 5 лет. Говорит по-русски и по-китайски. Все мы его любим, а прабабушка Елизавета Павловна (ей 98) души в нем не чает.
Инна Ли
Эхо друг друга: памяти моего мужа Владимира Вениаминовича
«Печаль моя о том, что встретились мы поздно» – так с давних времен говорят в Китае. Да, мы поздно встретились: больше полувека прожили друг без друга.
Я родилась в Москве во время войны, на год позже Владимира Вениаминовича. Отец Ли Лисань был одним из создателей и руководителей КПК в 1920-е годы, работал в Коминтерне в 1930-е, попал под каток репрессий в начале 1938-го, но выжил. В 1946 году его наконец-то выпустили на родину, и мама Елизавета Павловна, взяв трехлетнюю дочку, т. е. меня, вслед за ним отправилась в Китай. Мама был урожденная дворянка из тамбовско-саратовского рода Кишкиных, но получила советское, комсомольское воспитание, хотя главным для нее всегда были любовь, верность, семья. Когда разразился конфликт между КПК и КПСС на идеологической почве и многие советские женщины уезжали из Китая, бросая мужей, мама, несмотря ни на что, осталась и никогда о том не жалела, даже поплатившись тюрьмой в годы «культурной революции». Дома она создала особую атмосферу теплоты, душевности, «всемирной отзывчивости», свойственную русской интеллигенции, передала русский язык и культуру нам с сестрой и позднее нашим детям. Мы с Лялей, как и мама, стали преподавателями русского языка в Китае.
Весной 1998 года сошлись пути – мой и Володин. В самом начале нового семестра вернулся из научной командировки наш тогдашний директор Чжан Цзяньхуа и с восторгом поделился со мной: «Знаешь, я в Москве такого классного специалиста нашел! А как лектор он просто потрясающий!» Вскоре по Институту русского языка полетела весть: «Профессор Агеносов начинает читать спецкурс по литературе русской эмиграции!» Даже для меня, с детства погруженной в русский язык и литературу, эта тематика была совершенно незнакомой. Я решила заполнить брешь в своем образовании, тем более, раз лектор такой выдающийся. Как сейчас помню, аудитория была набита до отказа – среди слушателей не только студенты, аспиранты, докторанты, но и преподаватели. Кто-то, заметив меня, притащил дополнительный стул. И вот на кафедру поднимается лектор – подтянутый, энергичный, в отлично сшитом синем блейзере. Конечно, не в английском блейзере было дело: выразительность голоса, артистичность, погруженность в тему, яркая и четкая подача материала, новизна и глубина мысли неотрывно притягивали внимание к докладчику. Я прослушала весь курс до конца, хотя никто не вменял мне это в обязанность. Поэтому могу сказать, что тоже считаю себя ученицей профессора Агеносова.