Вирник - стр. 16

Стоило судье только взглянуть на эту бумагу, как его лицо тут же посуровело. По-прежнему игнорируя мое присутствие, он холодно кивнул и обратился к афферентему:

– Увидимся позже, Тарон.

Плечи помощника поникли, и он развернулся к выходу. Проходя мимо, бросил виноватый взгляд на меня и едва слышно прошептав: «Прости, Мира», скрылся в коридоре. Я же осталась стоять на месте, словно школьница, которую поймали за прогуливанием уроков. Только афферентем скрылся из виду, Дариус вышел из-за стойки и подошел вплотную ко мне. Обжигая своим ледяным взглядом, он бесстрастно произнес:

– Вы посмели нарушить закон пургатория. Вы будете наказаны.

Я не успела даже раскрыть рта, чтоб сказать хотя бы слово в собственную защиту, как судья щелкнул пальцами и мои руки и ноги мгновенно разъехались в стороны, растягиваемые тонкими серебряными нитями. Они больно впивались в кожу, оставляя красные отметины и надежно удерживая на месте. Напрочь лишенная возможности двигаться, я оказалась практически распятой посреди комнаты. Дариус обошел меня кругом, словно убеждаясь в крепости оков, а затем спросил:

– Зачем вы нарушили закон?

– Я ничего не знала о ваших законах, – злобно выплюнула, глядя ему прямо в глаза.

Судья глубоко вздохнул и слегка прищурил глаза. Я тут же ощутила, как по телу пронесся разряд электрического тока. Боль была довольно сильной, но мимолетной, а потому не заслуживающей внимания.

– Повторяю вопрос. Зачем вы нарушили закон? – снова спросил Дариус.

– Потому что это был младенец… – мой голос слегка дрогнул.

Он поджал губы, и я снова ощутила боль. На этот раз сильнее. Тысячи острых игл одновременно вонзились в позвонки и меня выгнуло дугой. Все длилось несколько секунд, затем прошло так же внезапно, как и появилось. В голове зашумело, а перед глазами все поплыло.

– Итак, – послышался голос референдария.

– Пытки запрещены международной конвенцией еще в восемьдесят четвертом году, – напомнила я, пытаясь сфокусировать взгляд на расплывающемся силуэте Дариуса.

– Вы правы, – мне почудилось или на его лице и впрямь мелькнуло подобие улыбки? – Но в данном случае это не пытка, а наказание за ложь. Мира, зачем вы нарушили закон?

– Не могла отнять ребенка у матери, – выдавила я.

Послышался глубокий вздох, а затем разочарованный голос судьи:

– Что ж, это ваш выбор. Мы будем продолжать до тех пор, пока вы не прекратите лгать.

Я хотела было возразить, что сказала абсолютную правду, но не успела. Голову словно зажали стальные тиски. Они давили все сильнее и сильнее, до тех пор, пока в ушах не стал слышен только пульсирующий стук крови. На этот раз все продолжалось около десяти секунд, но мне они показались вечностью. Когда боль прекратилась голова безвольно повисла вперед, и я ощутила горячую струйку, стекающую из носа.