Ветхозаветная библейская критика - стр. 12
И вот приходится самому, среди пустыни нашего «сорокалетнего» странствования поднимать «глас вопиющего» о давно пропущенном великой русской наукой (она велика, как все русское велико!) сроке усвоения и переработки плодов библейской критики. Молю Духа-Утешителя, да пошлет Он мне в сей час укрепление по слову одного из прекраснейших псалмов:
Дерзновенно уже одно то, чтобы охватить столь огромный, сложнейший и деликатнейший вопрос в краткой праздничной речи. Поэтому всяческие условные ограничения нашей задачи необходимы.
Самое мучительное из этих ограничений состоит в данном случае в том, что главнейший тезис, выдвигаемый библейской критикой, не может быть здесь ппедставлен с его доказательствами. Для этого нужен объем курса или книги. Тезис может быть лишь показан, декларативно заявлен. Он настолько же нов и радикален, как переход от Птолемея к Копернику. Нельзя за четверть часа даже отдельного человека, тем более целое собрание или общество перевести от геоцентрического мировоззрения к гелиоцентрическому или убедить в эволюционной гипотезе происхождения животных видов.
Итак, постараемся повести по возможности «простую речь о мудреных вещах», как озаглавлена одна русская философская книга[9].
II
Библейская критика – это сама историко-филологическая наука с ее критическими методами в приложении к Библии. Уместно ли такое применение научно-критических приемов к Священному Писанию, к слову Божию? Действительно, из всей мировой письменности Церковь отобрала, одобрила и преподает нам только это определенное собрание книг как письменный первоисточник Божественного откровения для принятия и усвоения его нашей способностью веры, а не для нашего разбирающего, то принимающего, то отвергающего разума. И тем не менее для работы нашего научного разума рядом с этим восприятием на веру догматического учения, содержащегося в священных книгах, остается еще огромное поле деятельности – такое же, как при изучении любых литературных памятников древности. Ибо Библия физически живет, как и другие книги, подвергаясь всем превратностям книжной судьбы, особенно за долгие тысячелетия их рукописного существования. Книги терялись, гибли от стихий, «огня, меча, нашествия иноплеменных» и проч., наполнялись неизбежными описками, ошибками, вариантами от каждого копииста и редактора. В частности, для древнееврейских книг была переломной эпоха III-II вв. до Р. Х., когда они со своего древнего ханаанского (или финикийского) шрифта перешли на нынешнее квадратное письмо арамейское или, иначе, ассирийское – «кета́в ашшури́». Перешифровка родила новые недоразумения и ошибки. Квадратный шрифт в свою очередь неудачен тем, что в нем очень много букв, схожих друг с другом и обычно перемешиваемых при чтении и переписке. Еще более глубокий дефект семитических языков состоит в том, что в них нет букв для гласных звуков. Пишутся одни согласные. Слова понимаются и произносятся по догадке. Это чтение по догадке гарантируется лишь традицией. Но само по себе слово, обычно состоящее из трех коренных согласных, при дополнении к ним трех гласных может быть произнесено двенадцатью различными способами. Некоторые из этих способов звучат грамматически вполне осмысленно, могут подходить и к смыслу данной фразы и таким образом видоизменять и ее значение.