Ветеран Армагеддона - стр. 67
– Не было, говоришь? – переспросила она, внимательно разглядывая волос. – Крашеный. Этой твоей поклоннице под сорок уже, Лютиков. Что ты себе моложе найти не мог?
Держа волос двумя пальцами как неотвратимую улику, она порхнула к сидящему Лютикову, дрогнувшим голосом сказала:
– Гад ты, Лютик! Я за него уродуюсь, а он…
И щеку незадачливого поэта хлестко ожгла вторая пощечина.
Муза Нинель, разумеется, тоже заплакала, но плакала она чистыми и светлыми слезами, как только и могут плакать влюбленные, поэтому ее плача на улице не было слышно.
Лютиков посидел немного, оглаживая пострадавшие щеки, допил коньяк и вышел на улицу.
На далекой поляне звенели арфы.
Судя по доносящимся словам, там пели сразу несколько песен, поэтому все сливалось в какую-то дикую какофонию.
И тут Лютикова окликнули.
Он повернулся.
Душа, что его окликнула, выглядела несчастной.
Глава двенадцатая
Она и была несчастной.
Очень душе хотелось курить. Но вы ведь знаете правила в экспериментальном Раю, здесь и выпивку уже не поощряли, чего уж про курево говорить, когда в Раю, как в допетровские времена, любого, у кого шел дым изо рта, за пособника Сатаны считали!
Слово за слово, Лютиков с несчастной душой разговорился и понял, что она и в самом деле несчастная. Курево что! Можно было и потерпеть. А вот земная жизнь души не сложилась. Да что там не сложилась! Издевались над ней при жизни бюрократы из небесной канцелярии.
Всю жизнь душа этого человека стремилась на небеса, а ее туда не пускали.
Родился Валентин Николаевич Цуриков, как отрекомендовалась несчастная душа, в городе Урюпинске Царицынской области в семье военнослужащего. Папа его служил во внутренних войсках и охранял заключенных, которые отбывали наказание в местной колонии. Вот именно из-за того, что папа был занят важным государственным делом, сын его, как это часто бывает, рос неправильно и имел в своем воспитании серьезные пробелы. Он даже судим был, только по малолетству Валентину Цурикову дали условный срок. Тут уже отец, конечно, приложил свои натруженные руки, чтобы это испытание сын его выдержал с честью.
Нет, в детстве ничего особенного не замечалось. Разве что повышенная травматичность. Там, где после падения другие терли ушибы и бежали играть дальше, у Цурикова обязательно случались разрывы связок, вывихи и переломы. К одиннадцати годкам его смело можно было использовать в качестве наглядного пособия для кабинета травматологии в любой поликлинике.
Налицо была преступная прикосновенность к пробабилитности, только в случае с Цуриковым пробабилитность, или прикосновенность к случайности, выглядела совсем уже не случайно. Было очень похоже, что Господь Цурикова хочет прибрать к себе, только в последний момент почему-то от своего замысла отступает.