Размер шрифта
-
+

Ветеран Армагеддона - стр. 26

Она еще немного поморщила лобик.

– Нас учили, вроде бы один граф подал жалобу в Сенат, что этот самый Чайковский к его племяннику пристает, тот собрал однокашников композитора, те Чайковского осудили, а Чайковский специально решил заболеть, чтобы от ответственности уйти. Начал он Богу молиться, а у того запросто, тем более что холера по городу гуляла… Ну и прямым ходом, сам знаешь куда…

– Господи, Ниночка, – озабоченно и потрясенно сказал Лютиков. – Неужели у вас о таких людях вот так учат?

– А ну тебя! – краснея, сказала муза Нинель. – Мне на факультативные занятия ходить некогда было, быть может, там больше рассказывали. Я же не музыкантов вдохновлять готовилась, мне с поэтами предстояло работать. Думаешь, просто было все запомнить? Левой рукой веешь, правой подтягиваешь, это на ямб. Двумя руками на поэта, словно отмахиваешься, это на хорей… Ой, нет, это, кажется, на анапест… Ну тебя! – снова засмущалась муза. – Совсем ты меня запутал с этими голубыми! Пошли лучше гулять, тебе впечатлений набираться надо!

И мухой или, скорее, даже стремительной стрекозой вылетела за дверь.

Несколько недель прошло в легкости необыкновенной.

Потом грянул гром, и сверкнули молнии.

Разумеется, что гром и молнии метали критики.

Вроде бы Лютиков лично никому из них плохого не делал, но это еще ничего ровным счетом не значило. Давно ведь известно, что даже за добрые дела в свое время каждому воздастся по заслугам. Муза Нинель была в этом уверена. «Я тебе говорю, Лютик! – круглила она убежденно красивые свои глазки. – Я сама читала, даже на Земле один мужик жил, ничего плохого никому не делал, больных лечил, блин, торгашей ненавидел. Людям все по-правильному объяснял, голодных кормил. А его за это на кресте распяли! Ты про него слышал, когда живой был?»

Ну что с этой неугомонной стрекозой поделать было? Похоже, что права она была. Добрые стихи, как и добрые дела, ненаказуемыми не остаются.

Статья в «Книжном раю» была посвящена критическому разбору стихотворений Лютикова. Особенно досталось одному безобидному стихотворению, которым Лютиков тайно гордился. Стихотворение было небольшим, но, как казалось ему, добрым и красивым.

Пора уходить. Полыхает заря
над сонной и пыльной дорогой.
Чужие холодные звезды горят
над местом свидания с Богом.
Ступени до Божьего трона круты,
но впустят нас в райские кущи.
И станем завидовать мы с высоты
несчастьям и бедам живущих[4].

Уже знакомый Лютикову критик Ставридин разобрал его досконально и признал политически незрелым и не соответствующим всему настрою райской поэзии. «В то время, – писал он, – когда все прогрессивно думающие художники пытаются отобразить райскую жизнь во все ее красоте и многообразии, находятся люди, которые не дорожат райским счастьем, и надо прямо сказать, что поэт Лютиков является одним из таких людей.

Страница 26