Вершина угла - стр. 5
– Я её когда-нибудь пристрелю, – зло произнёс Гаста.
– Базаришь, помогу, – добавил я и хотел поделиться только что появившимися мыслями о том, что собака-охуевака, возможно, пыталась цапнуть меня за хер, то есть можно предположить, что это была гомобака, и, может, даже есть такой специальный подвид, который где-то выводят и дрессируют…
Обернувшись на неё, мой взгляд перешёл на дурку, я снова вспомнил Марчелу и перехотел рассказывать Гасте про возможную дрессировку чокнутых гей-псин-охуевак в секретных спецслужбах.
Мы шли в сторону остановки. Я продолжал ворчать:
– Да что толку, если там будут одни мокрощелки? Они всё равно ведутся на старых пузанов с огромной сумкой денег. А я сам выгляжу как мокрощельник, да ещё одет как задрот, кто на меня поведётся?
– Хе-хе, мокрощельник. Да нормально ты одет, всё будет нормас, чё ты паникуешь?
Клуб, куда мы направлялись, назывался «More of Dur». Не знаю, что хотел сказать этим названием владелец заведения, но, так или иначе, контингент там собирался как на подбор – золотая молодёжь, а попросту – гламурные пиздадельные объебосы, по-другому их никак не назовёшь. Мы же с Гастой называли этот клуб на свой манер – «Мародёр».
Однажды я неправильно прочитал его название, и получилось – «мародёр». Гаста посмеялся, а я отмазался тем, что учил в школе немецкий. Тогда Гаста промолчал, решив никак не комментировать моё знание иностранного языка. Подозреваю, он вообще никакого иностранного языка не знал, да и в школе учился с весьма вольным пониманием слова «учился».
В клубе среди постоянных клиентов всегда были девочки с классными фигурами, ярко одетые, очень красивые, недоступные для меня и Гасты. Они приходили сюда потанцевать и потусить, а увозили их домой дяди на таких блатных тачках, что я иногда даже боялся посмотреть на своё отражение в боковое тонированное стекло подобного авто, чтоб не испачкать его взглядом и не башлять потом владельцу на автомойку.
Ксюхан – хороший знакомый Гасты. Откуда они знакомы, я точно не знаю и не помню. Кажется, учились вместе в школе или делали вид, что учились. Почти вся информация о нём у меня укладывалась в одно предложение: когда он напивался до беспамятства, всегда утверждал, что может в отрыжке произнести весь алфавит. После этого утверждения он несколько раз спрашивал: «Показать?» – а затем, набрав в лёгкие побольше воздуха, с алкогольным веянием выдавал в отрыжке мощно и бескомпромиссно: «ЭЛЯ – ДУРА!»
Кем приходилась ему Эля и кто это такая, я не знал и не горел желанием выяснять. А слышал я подобное всего несколько раз, когда наблюдал, как они с Гастой читали книжки сначала на дне рождения Гасты в дурке, а затем на дне молодёжи в парке. Но Гаста говорил, что это коронный номер Ксюхана, с которым тот выступает на каждой синьке.