Верная - стр. 8
Наверное, до неё доходит, что сидеть в помещении в солнцезащитных очках не самая лучшая идея. Она не спеша их снимает и, не глядя на меня, отвечает:
— Конечно. Воскресенская.
И вот, наконец, она поворачивается и… Наверное, она и носит очки, потому как знает, насколько отталкивающим её взгляд кажется окружающим. Под ним вмиг становится неуютно, как под рентгеном. Обычно так смотрят понравившееся кино, но никак не на человека. Да и вообще они какие-то ненормально большие. Её глаза… Подавив в себе желание отвернуться, бросаю:
— Воскресенская? Дочь самого Александра Николаевича?
— Александр Николаевич — мой отчим.
— Вот как? Тогда почему вы сами не возглавили этот проект?
— Потому что это слишком ответственное поручение.
— Неужто кто-то сомневается в вашей компетентности?
Евгения крутит в руках солонку.
— Всё дело в возрасте. Считается, что я для этого слишком молода.
Так-так, похоже, моя новоявленная заместительница намекает на мой возраст? Весело.
Приносят еду. Рублю борщец и исподтишка за ней наблюдаю. То, что она берёт ложку и начинает есть, становится для меня полной неожиданностью. Думал, побрезгует. Наливаю водку себе и, подумав, ей.
— Ну, за родителей?
Тоже думал — не станет пить… А она, чуть помедитировав над рюмкой, лихо опрокинула горькую вслед за мной.
— За родителей. Кстати! — щёлкает длинными пальцами. — Я же совсем забыла. Меня просили передать вам телефон. Вдруг вы захотите связаться… — Я резко вскидываю взгляд, мол, осторожно! Евгения кусает щёку и скомкано заканчивает: — Ну, я не знаю. С кем-нибудь захотите. С родителями, если те живы, или с друзьями. Вот, сейчас… — открывает сумочку, достает последней модели айфон.
Я медлю перед тем, как протянуть за ним руку. Ловлю на себе очередной любопытный взгляд официантки. Даже интересно, что она обо мне подумала. Что я жигало, который зачем-то примерил на себя роль бомжа? Губы кривятся в ироничной улыбке. Привстаю, подаваясь бёдрами вперёд, и засовываю телефон в карман джинсов. Может, я выдаю желаемое за действительное, но в процессе этой возни мне кажется, будто взгляд помощницы на секунду задерживается на бугре в моем паху. Наши глаза встречаются, и я понимаю, что ошибся. Она выглядит абсолютно равнодушно. С таким же успехом меня могло здесь и не быть.
— Телефон — это хорошо. Но я хотел бы увидеться с матерью лично.
— Боюсь, сейчас это невозможно.
— Кто это решает? Я хочу поговорить с ним.
Нет, я не думал, что меня так спокойно отпустят в другую страну, но… Я у матери единственный, очень поздний ребёнок. Сколько лет жизни ей стоила моя отсидка — я даже думать не хочу. Кажется, её голос становится всё слабее день ото дня. Я почти уверен, что если не потороплюсь — опоздаю, и это меня грызёт, пожалуй, больше всего другого.