Верная - стр. 30
— Нет. Сейчас я в разводе.
— Что, и ребёнок есть?
— Угу. У меня дочь. Хорошая девочка, души в ней не чаю.
Его бесстрастное лицо как будто вытягивается. Сатисфакция, оказывается, пьянящее, абсолютно невообразимое и прекрасное чувство. Пусть и недостойное для любой уважающей себя женщины. Впрочем, меня можно понять. Горозия ведь, наверное, думал, что я по нему до сих пор лью слёзы… Ну или сижу у окошка на попе ровно в ожидании, когда он обратит на меня внимание и бросит, как бродячей псине, очередной объедок со своего со стола в виде быстрого унизительного перепехона, удовольствия от которого столько же, сколько от зубной боли. Кстати, о ней… Интересно, он попросил Анну Витальевну записать его к врачу? А если нет? Как долго он ещё будет терпеть свою боль? Вот что за мужики? Дотянут до последнего, а потом мужественно страдают. Впрочем, какое мне до этого дело? Хочет дождаться, когда разнесёт щёку? Пожалуйста.
Сворачиваю нашу беседу и иду прочь. На этот раз Сергей Зурабович меня не останавливает. Понятия не имею, что на него нашло, когда он стал задавать мне все эти вопросы! Это не имеет никакого отношения к работе. Плюс такой интерес могут не понять те, кто нас, безусловно, слушает. С чего бы какому-то хрену с бугра интересоваться моей личной жизнью?
Захожу в приёмную, по привычке улыбаюсь секретарше и торопливо, пока Горозия меня не нагнал, направляюсь к себе, когда вспоминаю, что…
— Анна Витальевна, запишите, будьте любезны, Сергея Зурабовича к Смоленцеву. У него зуб ноет. А это не лучшим образом сказывается на его нраве, — заговорщицки подмигиваю секретарю.
— Конечно. Ко времени будут пожелания?
— Нет-нет. И так без очереди в глаза лезем. Пусть Кирилл Викторович сам назначит. Потом только не забудьте скорректировать график Сергея Зурабовича.
Оставшись в кабинете одна, закидываю ноги на стол, а затылком упираюсь в довольно-таки удобный подголовник рабочего кресла.
«Что, и ребёнок есть?»
Усмехаюсь невесело и потерянно, тру пекущие всё сильней глаза.
8. Глава 8
Серго
Когда я выхожу из офиса, дождь льёт стеной. Иван, видно насмотревшись каких-то фильмов про крутых бодигардов, распахивает над моей головой зонт, но первый же порыв ветра выворачивает спицы наружу.
— Бросай ты эту хрень. Я быстрей добегу, — перекрикиваю шум грозы и дорожного трафика. Иван не то чтобы охотно кивает и отстаёт в попытке спасти свой зонтик. Я же стремительно пересекаю парковку и ныряю в салон авто, где снимаю осточертевший за день галстук, мокрый, напитавшийся влагой пиджак и откидываюсь гудящей головой на подголовник. Только здесь, в монотонном стуке дождя по крыше, в одиночестве салона, пахнущего разогретой кожей и дорогой полиролью, позволяю себе выпустить на волю мысли о Воскресенской. Какого чёрта — о ней? Какого-то чёрта. Не знаю…