Венера на половинке раковины. Другой дневник Филеаса Фогга - стр. 24

Саймон был атеистом, однако помолился Яхве, богу своего отца, Марии, любимому божеству бабушки, и Гитче Маниту, богу своей матери. Как говорится, хуже не будет.

Но не успел он закончить свои молитвы, как наткнулся на что-то твердое. Это нечто было также полым, потому что бухало под струями дождя, как барабан.

Через несколько секунд буханье прекратилось. Саймон так онемел от холода, что прошло какое-то время, прежде чем он понял: это потому, что дождь также прекратился.

Он ощупал предмет. Тот был похож на гроб, но слишком большой, чтобы быть гробом, если только в нем не заперли мертвого слона. Его верх был скользким и примерно на восемь дюймов выступал над поверхностью воды. Саймон приподнял футляр с банджо и надавил им на этот самый «гроб», толкая его под воду. Тот слегка опустился под его весом, и Саймон положил на него ладони. Ему хватило силы трения, чтобы медленно вскарабкаться на плоскую поверхность, а затем переместиться в ее центр.

Он лежал ничком, хватая ртом воздух, слишком замерзший и несчастный, чтобы уснуть. Несмотря на это, он все же уснул, хотя сны его были малоприятными. С другой стороны, они редко бывали иными.

Проснувшись, он посмотрел на часы: 07:08. Он проспал, по крайней мере, двенадцать часов, хотя сон нельзя было назвать освежающим. Затем, чувствуя с одного бока тепло, он медленно повернулся. К нему прижимался бездомный пес. Спустя какое-то время пес открыл глаз. Саймон погладил его и, обняв, вновь лег лицом вниз. Голод заставил его задуматься о том, а не придется ли ему в конечном итоге съесть четвероного друга человека. Или наоборот. Это была дворняга весом около шестидесяти фунтов (против его ста сорока).

Вероятно, пес был сильнее его, и наверняка очень голоден. Собаки всегда голодны. Саймон уснул, а проснулся опять в темноте под звездами. Пес не спал. Желто-бурой масти, длинномордый, он расхаживал так, будто у него был артрит.

Не желая, чтобы пес нарушил хрупкое равновесие, Саймон подозвал его к себе. Пес подошел и лизнул ему лицо, хотя Саймон не смог понять, было ли это выражением потребности в любви или просто желанием узнать, каков он на вкус. В конце концов, он заснул и проснулся одеревенелым, словно бревно (или кость, давным-давно зарытая псом). Зато ему было тепло.

Тучи куда-то исчезли, солнце стояло высоко, а вода на поверхности предмета, ставшего его ложем, высохла. Саймон впервые разглядел его, хотя по-прежнему не знал, что это такое. Около десяти футов в длину и семи в ширину, предмет имел прозрачную пластиковую крышку.

Из-под которой на Саймона смотрело лицо мертвеца.