Венчание со страхом - стр. 72
Сколько прошло времени, он не знал. Теперь время как бы вообще перестало существовать для него. Наверное, Время просто не родилось еще из Хаоса. Его заменяла Тьма.
Дышать стало немного легче, но в висках застучали беспощадные молоточки: тук-тики-тук… Они расплющивали его плоть и все долбили, долбили: тук-тики-тук…
Потом темнота вылиняла, посерела, словно кто-то плеснул воды на чернильное пятно и размыл его. Сердце снова припустилось вскачь: теперь оно грохотало в груди, как скорый поезд в бесконечном тоннеле. И грохот этот глушил все мысли, все звуки. Все, кроме…
…Там, в вышине, кричала какая-то птица. Голос ее был резким, пронзительным: ке-ак, ке-ак. Тьма ушла. Вместо нее теперь было небо – огромное и разноцветное. ЗАКАТ. И птица – черный самолетик – плавно описывала круг за кругом: ке-ак, ке-ак.
И облака. Они не плыли, а стояли неподвижно в безветренном воздухе. Солнце садилось в них, окрашивая все розоватым светом. И на этом бескрайнем, таком ошеломляюще просторном небе полыхали все цвета радуги: багровый, алый, фиолетовый, нежно-салатовый, как первая травка по весне или как море у дальнего мола…
ЗАКАТ. Солнце садится в облака. Он ВИДЕЛ это. ТРАВА. МОРЕ. МОРЕ ТРАВЫ.
Трава – близко-близко. Она у самых глаз. Господи, какие они, эти глаза, знать бы только?! Травинки, словно непроходимый лес. Белый густой сок сочится из сочленений. И ничем не пахнет. Здесь вообще ничто ничем не пахнет. Вон муравей бежит, а вон другой… Странно – они такие же, как… Ну, совсем обычные муравьи. Маленькие. Рыжие.
А вот и ветер. Колышет траву. Закатный, с запада. Сколько запахов, которых здесь нет, он несет – грозных запахов надвигающейся ночи. Наступающей Тьмы.
Птица над головой снова кричит: ке-ак, ке-ак. Падальщик, наверное. Не разглядеть ее. Только небо видно отчетливо, только траву. Как в прошлый раз…
И тут его тело пронзила дикая боль: Ольгина словно рванули огненные клещи. В голове успело мелькнуть: вот оно уже начинается. Расплата за… Как быстро сегодня! Господи, как быстро, Господи, спаси меня! Он вздрогнул: хриплый звериный стон. «Неужели это я так ору? Они же услышат, услышат!»
ТЬМА. Она обрушилась ниоткуда, придавив, точно горный обвал. БОЛЬ и ТЬМА. Потом только ТЬМА.
Ольгин открыл глаза. Первое, что они увидели, – металлическую ножку письменного стола. Он не сразу понял, что, видимо, сполз с кресла на пол. Вставал ли он? Двигался ли? Или просто свалился мешком? Что с ним происходило, пока… Он судорожно облизал пересохшие губы, вслушивался в себя. Сердце стучит глухо – это нормально. Пульс… но он все еще боялся шевельнуться.