Великосветский прием. Учитель Гнус - стр. 3

– Ты, значит, положил глаз на младшую? – недоверчиво спросил он. – Артур, я вижу тебя насквозь. Ты нарочно подсунул мне пышнотелую красотку. Ты ищешь сближения с банкирским домом.

– Ошибаешься, сын мой.

– Нисколько, отец мой. Все говорит в пользу этого: кризис, в который угодило твое дело. Почему бы это положению не быть критическим именно сейчас? С банком дела, возможно, обстоят точно так же. Поэтому вы и могли бы сойтись. Любой другой банк, любое другое третье агентство, музыкальное или не музыкальное, точно так же подошли бы друг к другу.

Артур не стал спорить:

– Со мной всегда можно договориться. По природе я исполнен великодушия. Ты же – инертности, чтобы не сказать робости. Пойми, наконец, что нынешние времена требуют от человека большего, нежели просто талант. Свой талант ты сдаешь в аренду консервной фабрике и малюешь для нее плакаты. А можешь ли ты оплатить из твоих доходов этот завтрак? Нет. А через три года сможешь?

– Будем надеяться, что к тому времени люди перестанут завтракать, – выдохнул в ответ сын.

Артур тоже говорил, понизив голос, но тем не менее очень решительно:

– Положись на мою энергию. Ее ничто не укротит.

– Мы принадлежим к другому поколению. – И с этими словами Андре впервые перехватил взгляд юной Стефани. При такой расстановке стульев им пришлось бы оборачиваться, чтобы увидеть друг друга, между тем взгляды их встретились в зеркале между столиками. У двоих молодых людей с легкими, светлыми лицами был на редкость серьезный вид, они это заметили и отдались созерцанию. Молодая дама забыла покраснеть по этому поводу, да вдобавок она, конечно же, была нарумянена.

Она обернулась к матери. Мелузина курила вместо того, чтобы есть.

– Мама, а как получилось, что вы не знакомы?

– Я и импресарио? Крупный, крупнейший в нашем окружении. Зато мы самый крупный частный банк.

– Что ты так стараешься? Когда я печатаю, в комнате дирекции говорят очень громко. И мне прекрасно слышно, кто и как зашатался.

– Барбер и Нолус вне подозрений, – твердо сказала совладелица. Ее дочь тронуло, как Мелузина, защищаясь, надела маску деловой женщины. Она переменила тему.

– Я никого не называю по имени.

Она погладила руку матери.

– Он тебе неприятен. Значит, ты хорошо его знала. Тогда ты пела на сцене. Слава твоя жива до сих пор, и театрам тебя недостает.

Красивая женщина была умиротворена.

– Хорошо знала? Совсем не так, как ты думаешь, моя добродетельная девочка. До того, как я вышла за твоего отца, импресарио устраивал мне контракты. Для меня это были первые. Он об этом забыл. Я тоже.