Великий Тёс - стр. 131
Умно говорил Максим, рассудительно. Да только не ответил, почему Васька с Гришкой должны отказываться от своей добычи. Свесил Иван голову, ни спорить было не о чем, ни спрашивать: и на той стороне оказаться – не по совести, и воевать против своих – грех.
– На настоящей войне, однако, легче! – пробормотал, вспоминая свою дурную юность.
На заре под стеной забил барабан. Все, кто остался под началом воеводы, кинулись на сторожевые башни. С развернутыми знаменами казаки собирались в круг. Посередине, упершись руками в бока, фертом стоял атаман Василий Алексеев. Из-за красного кушака торчала атаманская булава.
– Сейчас пойдут! – пугливо поежился Вихорка Савин, перебирая руками ствол ручной пищали.
– Отопри аманатскую[54] избу! – приказал Ивану Максим.
– А как ясыри нас бить станут? – опасливо спросил он.
Подьячий только безнадежно махнул рукой.
– Хуже будет, если их спалят, запертых!
Вместе они спустились с башни. Максим побежал в воеводские покои. Иван пошел в аманатскую, распахнул дверь. Изба была набита пленными. Люди с безразличными лицами сидели вдоль стен и на полу. В сумраке жилья с двумя оконцами, в которые человеку не пролезть, глаза Ивана различили ясыря, сидевшего возле двери. Одет он был в простую кожаную рубаху с плеча промышленных людей. Мужик был непомерно широкоплечим, как Илейка Ермолин, с большой непокрытой головой. Его черные волосы были стянуты на затылке в толстую косу. Уже по тому, как он сидел, как взглянул на казака, видно было, что ясырь не простой, а княжеского достоинства.
Поглядел на него Иван в другой раз и с удивлением подумал, что где-то видел это лицо. Вгляделся пристальней, не вспомнил.
– Не выходите! – приказал по-тунгусски.
Придерживая саблю, побежал к воеводской избе. Максим на крыльце за руку выводил упиравшуюся дочь воеводы Настену. Она беззвучно заливалась слезами. Воевода со страдальческим лицом уговаривал ее идти за Перфильевым.
– Уж меня-то начнут искать, весь острог перевернут! – пояснил Ивану. – Наше дело воинское. Лишь бы дите не пострадало.
О сдаче острога он говорил как о деле решенном. Глаза его были растерянны и красны. Добавил, в другой раз взглянув на удивленное лицо Похабова:
– Пусть силой заберут своих ясырей. Нам оправдание перед царем. Постреляйте поверх голов – и ладно. Лишь бы без крови все обошлось.
Полдесятка казаков с башен нестройно пальнули из пищалей. Где-то в угловой избе приглушенно охнула пушка. Едко и тухло запахло жженым порохом. Иван не успел стронуться с места. Почти в тот же миг на низких, полуторасаженных острожинах показались головы томских казаков.