Великий Север. Хроники Паэтты. Книга VII - стр. 84
Увы, этот тяжкий удар пришёлся не только по самому Шерварду. Его отец и брат сейчас едва держались на ногах. Первый, хотя и не перенёс каких-то нервных припадков или ударов, но словно постарел сразу на десять лет. Он сгорбился и сморщинился, будто мех, из которого выпустили воздух. Сейчас он едва мог доковылять до нужника, и уже несколько дней не прикасался к своим мазанкам. Ну а второй был пьян уже который день, пытаясь забыться и оградиться от происходящего.
Шерварду же не хотелось даже напиваться. Он не мог ещё раз предать Лойю, оставить её. Он впитывал в себя всю боль до последней капли, потому что видел в ней своё наказание и своё искупление.
Надо сказать, что сейчас именно женщины, оставшиеся в доме, демонстрировали наибольшую стойкость. Они, конечно, не переставая голосили – кто-то более, кто-то менее искренне, но, во всяком случае, именно они взяли на себя все хлопоты, включая подготовку к погребению, тогда как Шервард лишь тупо сидел напротив лежанки, ещё недавно бывшей их с Лойей супружеским ложем, а теперь ставшей смертным одром; Тробб храпел, упившись до бесчувствия, а отец, изредка кряхтя, лежал, уткнувшись лицом в стену.
Здесь, на островах, где каменистая почва иной раз оставалась промёрзшей на глубине половины человеческого роста почти до самого лета, мёртвых не зарывали в землю, как это делали арионниты-южане. Костёр превращал умерших в прах, коим они и были когда-то, на заре времён.
Погребальный костёр был уже готов – поленья для него натаскивал, в том числе, и сам Шервард. Сейчас оставались последние приготовления – последние напутственные слова жрицы, последние обряды, последние прощания. На молодого вдовца напал какой-то ступор – монотонный голос жрицы Матери уносил его в пустые и мрачные глубины, подобно тому, как Дригзель увлекает за собой души павших воинов.
Наконец всё было кончено. Настала пора вынести Лойю и ребёнка за пределы деревни – туда, где кругом были сложены почерневшие за века камни, в центре которых разводился огонь. Шервард, машинально поднявшись, направился к Троббу и принялся расталкивать его. Отец с большим трудом встал со своей лежанки и мелкими неверными шажками направился из дома. Притихшие было сестра и невестка завыли вновь.
Проснувшийся наконец Тробб на удивление быстро сообразил что к чему, и это было хорошо, потому что Шервард рассчитывал, что он поможет отнести носилки с покойницами к костру. Сам он шёл осторожно, словно стараясь не расплескать то отупение, что наполняло сейчас его голову. Вместе с братом они подняли почти невесомую теперь Лойю и переложили её на носилки. Сверху Шервард осторожно уложил тельце дочери, целиком завёрнутое в холстину. Увы, прошло уже много дней, и оно стало понемногу разлагаться, но сама Лойя, словно предчувствуя скорую смерть, запретила сжигать малютку. Она хотела, чтобы они вознеслись к Матери пламенем одного костра, чтобы там, в мире мёртвых, им не пришлось долго разыскивать друг друга.