Размер шрифта
-
+

Великая война без ретуши. Записки корпусного врача - стр. 63

. Обжора-хищник Лопатин[207] ухитрился устроиться в военные цензоры, за что получает по 3 руб[ля] суточных. Возмущает меня обычная картина человеческих сближений не по душам, а по внешнему положению; точно люди какие-то машины, притягивающиеся лишь магнитами тона и материальной взаимной прилаженности…

Прочитал «Русское слово» за 31 августа; не менее «Нов[ого] врем[ени]» имеет тенденцию к обработке общественного мнения… Пишется о великих наших героях и о беспримерном подъеме духа в войсках и о всех наших совершенствах, противопоставляемых только одним отрицательным качествам наших противников. В разговоре за ужином на политические темы с гаданиями о моменте заключения мира как-то странно было слышать от наших военных интеллигентов ссылку на слова манифеста нашего государя, что не будет заключено мира, пока ни одного неприят[ельского] воина не останется на нашей земле, – ссылку к[а] к на безусловное и непреложное доказательство того, что иначе и не может быть. Говорит ли у них язык без участия рассуждения, или рассуждают они неглубоко?..

Старший врач Варшавского полка обратился ко мне с вопросом, как осуществить меры массовой дезинсекции, т[а] к к[а] к вшами пропиталась вся солдатская одежда! Каждый день все переходы и переходы, без остановок, негде вымыться…

Взошла и показалась моя прелестница – луна…

14 сентября. Погода хмурая, холодная. Переход верст за 10 к западу на Жолыню[208]. С утра еще до выступления увидел толпы поспешно идущих крестьянок, расфранченных (нек[ото] рые вроде как в кринолинах), с евангелиями в руках; это молиться Богу в костел. Сегодня, оказывается, праздник и у поляков – Воздвижение. Как я любил этот праздник у себя на родине! Собралась кучка детишек, к[ото] рых я ласкал как родных; к сожалению, по-русски они «не разуми» – не понимают.

В полдень пришли в Жолыню – местечко вроде нашего уездного городка. Грандиозный костел, к[ото] рый мог бы быть украшением и любой нашей столицы. Зашел туда. Масса молящихся – целая, показалось мне, тысяча: справа – женщины, слева – мужчины; все хором пели, но пение унисонное и без органа, т[а] к к[а] к органист забран на австрийскую службу…

Боже, к[а] к я страдаю при виде картины разрушения! Штаб остановился в роскошной квартире ксендза, я – немного поодаль, в квартире австрийск[ого] жандарма (по-нашему – станового?); ни того, ни другого в наличии нет – бежали. Интендантск[ие] – в школе. Все означенные и многие другие помещения разграблены, а вся мебель и обстановка исковеркана, побита – нашими солдатами. Это один сплошной ужас! Например, зеркала, картины, школьные пособия (глобусы, модели и пр.) – на всем видно прикосновение диких зверей; но зачем? Хорошее теперь понятие будут иметь о новых хозяевах мирные обитатели, бывшие до сего в австрийском подданстве! Еврейская половина городка сожжена и до сего времени дымится. Потрясающая картина человеческого горя: женщины, дети, старики рыдают и льют горькие слезы… Боже мой, Боже мой…

Страница 63