Великая война без ретуши. Записки корпусного врача - стр. 45
Ночью штабом корпуса получена была странная телеграмма из штаба армии с предписанием корпусу укрепиться и не двигаться вперед; скоро произошла отмена. Тем досаднее, что мы не гоним австрийцев, что отступают бренные остатки 10-го и 2-го их корпусов, особенно 10-го (судя по пленным). За обедом вели исчисление, сколько нам осталось верст до границы, перейдя к[ото] рую будем получать полевые чуть ли не вдвойне. Пленный улан-немец (офицер) высказывает удивление якобы безумной авантюрой Вильгельма! (?) Мало-помалу с новым составом штаба упорядочивается корпусная полевая почта.
На войне особенно вспоминается правдивый афоризм Толстого: лучше ничего не делать, чем делать ничего. Днем – тихо; часов с 5 вечера изредка и вяло заслышал[ась] артилл[ерийское] буханье с запада…
Война и трезвенное движение…
Не мы одни на ратном поле, но и всякий в России небольшой частицей должен был бы теперь участвовать в великой войне, ведущейся для долгого мира – для братства народов.
Плохо питаемся, на офицерской кухне нет хозяина, подают нам сырой картофель, сырых уток и проч. пакость. Приняты мною решительные меры к упорядочению этого вопроса привлечением к нему Н. Н. Щеглова, врача гигиен[ического] отряда. Фигура нашего коменданта с своим треком напоминает Посейдона с трезубцем… Удивительно хороши повозки австрийские, одна из к[ото] рых с красн[ыми] крестами взята для обслуживания кухни (хранения припасов и пр). Как в дилижансе – можно класть вещи и наверху… Бомбардируют Горай, к[ото] рый еще не оставлен австрийцами. Вялое действие в преследовании австрийцев 70-й дивизии, к[ото] рой и наши военачальники согласны со мной, ч[то] б[ы] подсыпать ей перцу (нач[альник] див[изии] Белов[145]). Плохо установлена связь с подведомств[енными] мне учреждениями не у меня одного, но и у других: Коханов – не знает, где его парки!! Некомплект во всех учрежден[иях] и частях как личный, так и материальн[ый]; у меня в госпиталях по одному лишь главному врачу и младшему, без аптекаря, делопроизводит[еля] и т. д.
29 августа. В 8 часов утра при прекрасной погоде выступили на Туробин через Жабно[146]. Дорога гористая. По пути большие кресты… Библейская типичность картины переселения евреев! Массы разбросанных австрийск[их] снарядов со снарядными ящиками. Часа через 2 прибыли в погоревший и разрушенный Туробин, представляющ[ий] собой большей частью одни торчащие трубы, головешки, почерневшие столбы, груды пепла и мусора. Чудом как-то уцелели гминное управление, православ[ная] церковь и несколько домов. Остановился в помещении священника, устланном разбитыми [и] сломанными сундуками, книгами, изорванным платьем; пианино пополам перебито; прежалкая картина. Передают, что меньше вредили бомбы, чем сколько грабили местные мещане. Батюшка куда-то исчез. Одинокий Божий храм. Жители – то один, то другой – обращались ко мне, «к начальнику», с своими разнообразными жалобами на засилья то солдат, то своих же обывателей… Ласкают взор оставш[иеся] еще в палисадниках цветы перед убогими избами.