Великая княгиня Рязанская - стр. 41
Анну поразили теснота в ней и не присущий монастырю беспорядок, причём какой-то особый – красивый и живой. Небрежно расставленные на столах плошки, заполненные краской, соседствовали с дорогими, манящими киноварью и позолотой книгами. Тут же лежали доски с начатыми работами, ждали своей очереди, прислоняясь к столам, золотистые, лишь оструганные, заготовки. А на выскобленном до белизны полу горбатились обрывки телятины и ветоши. Маленькие шаткие скамеечки-треножки окружили, будто собрались взять в плен, резное дубовое кресло, на подлокотнике которого висел аксамитовый тёмно-вишнёвый халат с тускло-золотой каймой на рукаве.
– Кто же его тут носит? – изумилась Анна.
– Это иматион, – объяснила настоятельница, – верхняя одежда. Его используют здесь как образец, когда пишут складки. Травы и цветы – тоже для работы. Запылились за зиму, пора менять, а пальмовая ветвь, должно быть, совсем пересохла.
Настоятельница легко вскочила на шаткий треножник и достала нечто длинное, обернутое холстиной.
– Пальмовая ветвь. Из Палестины. Знаешь ли ты, где это?
Но Анна не слушала – её поразили книги на полках, такого количества ей прежде не приходилось видеть, и, оставляя без ответа вопрос настоятельницы, она воскликнула:
– Неужели же ты, матушка Ксения, всё это прочитала?
– Деточка милая! – засмеялась настоятельница. – Здесь только малая часть наших книг – то, что иконницам для работы.
Она подёргала бечёвку на обёртке и, не сумев развязать её, водворила свёрток на полку.
– Будет ещё время её посмотреть. А там книги нашей покровительницы, пресвятой Евфросинии. – Она показала на полку, висящую под самым потолком. – Слыхала ли ты о ней, это наша дальняя родственница?
Анна покачала головой.
– Ну конечно, – настоятельница чуть тяжеловато спрыгнула с треножника, – девочкам в нашем роду не спешат о ней рассказывать. А тебе знать о ней необходимо. – Она посмотрела на песочные часы. – У нас есть ещё время, садись, – и указала на трон-кресло, а сама опустилась на скамеечку у ног Анны.
Анна услышала удивительную историю о полоцкой княжне Предславе, жившей до неё за триста с лишним лет. Красивая и умная полоцкая княжна изумляла всех своей необъяснимой тягой к учёбе, неженским желанием посвятить науке жизнь. Вопреки воле родителей, постриглась в монахини, получила новое имя – Евфросиния, что значит по-гречески «радость».
– Да-да! В своей жизни она наконец обрела счастье, радость. Испросила у епископа дозволения жить при храме, в каморке у хоров. Отсюда слушала богослужение, отсюда любовалась полями и лесами, видом города, – словно вспоминая, говорила настоятельница, и Анне показалось, что рассказывает она о себе. – А после молитв занималась списыванием книг, а плату раздавала нищим. Одно из преданий утверждает даже, – настоятельница перешла на шёпот, – сама писала их. Летописи молчат об этом. Нет в них намёка и на то, что писала Евфросиния иконы, но молва об этом до наших дней дошла. А потом она отправилась в Палестину поклониться Гробу Господню и умерла там в русском монастыре, там и погребена.