Великая княгиня Рязанская - стр. 38
Длинный коридор внезапно оборвался, упёрся в паперть белокаменного храма. Он оказался заполнен монахинями. Горело множество свечей, и жаркий свет их усиливала позолота иконостасов. Анне показалось, что её слишком много, а иконы обилием своим загромождают небольшой храм, поглядеть их не удалось: Агния отвела её в стасидию[21].
– Обопрись о подлокотники, Аннушка, а то не выдержишь, упадёшь ещё от непривычки – служба длинная, на всю ночь.
Подошла молодая инокиня и, поклонившись, постелила под ноги Анны половик. Анна заметила, что такую услугу оказывают не всем, и в стасидиях, кроме неё, стоят лишь древние старухи: «Отчего же мне такая честь, если здесь все равны?»
Началась служба, такая же, как и в московских храмах, только в здешнем хор пел несравненно лучше. Лазоревыми, бледно-алыми прозрачными струями, словно воздух в июльский полдень, устремлялись голоса к высокому куполу и, без задержки преодолев его толщу, взмывали ввысь, в бездонную черноту полуночного неба.
– Матушка Агния, кто это поёт так волшебно?
– Ангелы. Ты проснись, проснись, Анна, пора к иконам прикладываться.
Нет, нет, она не спала. Этого не могло быть. Только на миг закрыла глаза – и уже служба кончилась. Может, она не начиналась?
Шаркая непослушными ногами, как бредущие впереди старухи, Анна поплелась вдоль стен, не глядя, в полудрёме, прикладываясь к каким-то иконам. Вдруг обожгло губы, будто прикоснулась она к горячей серебряной ложке. Испугавшись, отпрянула от иконы и окончательно проснулась. Следом за ней, оставив богатую ризу, шагнула из киота молодая женщина с сидящим на её левой руке ребёнком. Остановилась, замерла, вглядываясь в даль внимательно и обеспокоенно, словно решая, идти дальше или свернуть с пути.
Анна не ужаснулась и даже не удивилась происшедшему. Но глядела на неё во все глаза: поразила неестественная красота женщины, которую не портили суровое выражение лица и предчувствие какого-то неотвратимого несчастья, привлекло необычное, хотя и скромное, облачение незнакомки: тёмно-вишнёвое, отделанное тускло-золотистой каймой покрывало, из-под него выглядывал бежевый рукав нижней одежды, да голубоватый чепец. Ни одной яркой праздничной краски, но эта бедная одежда непостижимым образом подчёркивала невиданную, неземную красоту лица. А глаза у женщины были человеческими, небольшими, чуть усталыми.
– Ты чего тут застыла? – окликнула Анну горбатая монахиня, не замечая никакого чуда. Вдруг и для Анны оно исчезло, она и не заметила, как прекрасная женщина с крохотным ребёнком уменьшилась и укрылась за позолоченной ризой, едва виднелся её строгий лик да опалённые солнцем узкие кисти.