Век серебра и стали - стр. 4
Виктор так увлекся материалами, что поднял глаза, только когда молодой человек кашлянул – он так и стоял на месте. Удивленно уставившись на жандарма-полицейского и наконец затушив папиросу, Виктор поинтересовался:
– И что ты стоишь, дорогой? Всё, свободен. Что ж вас никак нормально не научат… боги, раньше было куда проще!
Молодой человек, получив разрешение, тут же убежал в сторону разрушенной «Нефертити». Виктор вздохнул, поправил форму: темно-синюю твидовую куртку и такого же цвета фуражку с золотистым крестом-анкхом. Присел на холодную землю – в его возрасте, всегда считал Виктор, беспокоиться о здоровье уже поздно.
Да, раньше действительно было проще. Хотя бы год назад. Тогда Виктор точно знал, что он – полицейский. Точка. Никаких дополнительных приставок, званий, титулов и прочих глупых придумок. Но потом Его Императорскому Величеству – да будет он жив, здоров и могуч! – вздумалось начать реформы. Казалось бы, не столь значимые на фоне изменившегося мира, но головной боли чиновникам и служащим всех мастей они прибавили немало.
Третьего отделения тайной канцелярии вдруг не стало. Никто не догадывался, что Александр II, взойдя на престол, распустит ее, освободит просторные дворцовые залы. Виктор, впервые прочитав новость в газетах, был только рад и решение поддерживал – просиживавшие кресла Третьего отделения солидные господа давно перестали быть дерзкими хищными птицами, готовыми к малейшей опасности. Они постарели, ссутулились, привыкли к вкусной еде, мягким подушкам, комфортной одежде, сладкой и беззаботной семейной жизни. Их когти притупились. А ведь каких-то двадцать лет назад именно они подталкивали к действиям императора Николая – может, без их ласковых подсказок он бы и не решился на столь жесткие, радикальные меры…
Бесчисленные советники, вливавшие яд в помыслы, Николая и погубили. Говорили, что Его Императорское Величество поскользнулся на лестнице и неудачно упал, ударился головой, долго мучился, стонал на белоснежных перинах в окружении тяжело вздыхавших священников и недовольно цокавших медиков. Скончался. Но знать, еще не утратившая остроты ума, всё понимала – да и не только знать; все заставшие события двадцатилетней давности. Ответ читался и в глазах Александра, стоявшего на той же самой лестнице со свитой совсем других коршунов: молодых, дерзких, голодных до власти. И понимающих, что память народа о жестоких расправах прочна, как гордиев узел: так почему бы не сделать Александра новым Македонским, знаменующим времена новых богов, людей, порядков?