Ведьмин век. Трилогия - стр. 138
– Что я… не я?.. Как скажешь…
Он хотел сказать – «уходи откуда пришла». Но не сказал. В горле стоял комок.
– Оставайся. Ты свободна… делать, что хочешь. Но я тебя боюсь… Дюнка. Я уйду.
– Не… покидай…
– Я хочу жить!
– Клав… не покидай… меня… будем вместе. Пожалуйста…
Она шагнула вперед, протягивая руки. Клав отшатнулся, будто его ударили, метнулся прочь, захлопнул за собой дверь.
И услышал глухой стон. Совершенно нечеловеческий звук; так мог бы стонать упырь, упустивший добычу…
И сразу – детское всхлипывание.
Он забыл, где лифт.
Ударившись в чью-то дверь, он вылетел на лестничный пролет и кинулся вниз, охваченный паническим, тошнотворным ужасом. Он несся прыжками, чудом не подворачивая и не ломая дрожащие ноги; его ботинки грохотали по бетонным ступеням, и ему казалось, что в полутьме ночной лестницы за ним гонятся. Бесшумно и страшно.
Потом бесконечная лестница закончилась; на улице, освещенной огнями, не было ни души. Клав перебежал к противоположному тротуару и, не удержавшись на ногах, упал на четвереньки.
Никто не видел его. Разве что старушка, страдающая бессонницей, да влюбленные, проводящие ночь во взаимных ласках, могут взглянуть сейчас в окно и увидеть посреди пустой улицы шатающегося подростка-наркомана…
Телефонов было три. Шеренга, застывшая в ожидании жетонов.
Клав обшарил карманы. Жетонов не было; впрочем, этот номер относится к числу немногих, для которых платы не предусмотрено…
А, вот ключ. Ключ от съемной квартиры; ключ от двери, за которой тоскливо стонет… нет, не надо вспоминать. Ключ жжет пальцы, прочь его, прочь…
Кусочек металла звякнул в железном брюхе урны. Клав не испытал облегчения.
В телефонной трубке равномерно гудел космос. Клав поднял глаза к единственной звезде, одолевшей и тучи, и заслон высоких крыш; если у космоса есть голос – это голос пустоты в телефонной трубке. Набирай…
Четыре единицы. Запомни, каждый гражданин: один, один, один, один!..
Трубка опустилась на рычаг. Не-ет…
Жуткий звук, поразивший его из-за закрытой двери, повторился снова. В безобразно цепкой памяти. Так, что захотелось зажать себе уши.
«Запомни, каждый гражданин… мы твой храним покой. Четырежды нажми «один»… недрогнувшей рукой…»
Он засмеялся. Недрогнувшей… как прочно заседает в голове всякий мусор, вроде детских стишков…
Чуть ниже клавиатуры некая недрогнувшая рука выцарапала чей-то номер. И нарисовала непристойную картинку.
Трубка поднимается к уху, как пистолет к виску. Никогда не приходилось поднимать пистолет…
Указательный палец четырежды коснулся единицы.
Короткий гудок. Вежливый женский голос: