Ведьма на полставки - стр. 53

И столько обиды в нем было сейчас невысказанной, затаенной ото всех боли, что не выдержала я, обняла. Крепко так, чтобы не вырвался. А потом по волосам начала гладить, напевая. Мама в детстве так делала, когда я гореть начинала. Вот и мальчик сейчас горел весь.

По дорогам, оврагам, да пропастям,

По отдельным тропинкам идет.

Красна девица, с ликом исколотым,

На плече соболицу несет.

Та сначала противилась горестно,

А куснуть до сих пор норовит,

Но бросать её девице совестно,

Все несет, пока тропка бежит.

«Отпусти, я ж дрянная и мерзкая,

Я тебя извести собралась»,

Соболица, совсем уж не дерзкая,

Прегрешенья метать принялась.

«Очернила тебя перед матушкой,

Перед князем и дальней родней,

Поменяла в браслетах я камушки,

И пила твою жизнь день за днем.

Отпусти, я дрянная и мерзкая,

Меня злоба и ревность сожгла».

Но не слушала лепета девица,

Все несла, и несла, и несла.

Она знает все, помнит, оплакала,

И не держит давно уже зла.

Полыхало сначала лишь факелом,

А потом безмятежность пришла.

Всех простила, назад не воротится,

Каждый горюшка в жизни хлебнул,

Дичью стал, кто любил поохотиться,

На плаву кто бывал – затонул.

– Отпусти, слышишь! – шептала, продолжая держать зрительный контакт. – Обиду отпусти, перестань поедом себя есть. Не воротить ничего, каждому по заслугам его воздастся.

Но Корнелис будто не слышал, не откликался даже на протяжные строки старинного заговора. Он не пускал меня внутрь себя, хотя я и могла помочь. Отгородился ото всех высоким частоколом, и тихонечко выл в самом центре.

– Отпусти, – прошептала в губы, подалась к нему, на секунду опустив морок. Пусть увидит меня молодой, красивой, желанной. Может, тогда откроется.

Сработала уловка, Корнелис подался вперед в надежде рассмотреть лучше, а я тут же сиганула в глубокий омут его сознания.

Мрак. Такой густой, будто бы то душа темного. И эта чернь засасывала с каждой секундой все глубже. Я на себе ощущала тоску, проросшую в самую сердцевину. Боль, что скреблась каждую ночь, вырываясь наружу криками и стонами, и беспросветную ненависть.

Чего мне стоило обратно выбраться, не погрязнув в чужих муках. Чего стоило вынырнув, не скатиться в истерику.

Зато как только себя осознавать стала, повернулась к лорду Дереку Торнелу, что сейчас прожигал нас с Корнелисом черным взглядом.

– Ты зачем это вытворил? – я подошла вплотную, вовсе не боясь его злобы.

– Нужно было, – голос герцога на человеческий теперь не походил вовсе.

– Мальчишку юного к себе приравняв? Ты привязал его темной магией! Да если б знала я, спасать тебя отказалась! Сгинул бы сам, зато связь разорвал!