Вечная переменная - стр. 7

Целебное чувство безбрежности и тоски.

Ловя руками скорбь,

распахивая, как небо,

голубые свои глаза, голубую свою рубашку,

она похожа на птицу, и в сердце ее горел бы

любой, кто хотел гореть, любой, кому было страшно.

И скорбь ей дана легко —

всего лишь на лбу две складки.

Распахивая рубашку, распахивая ресницы,

она остается светом. И в пепельной тонкой прядке

уложено много жизней, способных в ней поместиться.

И кровь её – молоко,

дорога под облаками.

Распахивая рубашку, распахивая рубашку,

она похожа на птицу, и между ее руками

зияет сплошное небо, в котором светло разбиться.

Неизменная тяга наземная между нами.

Так рождаются наваждения и цунами.

С неизбежным созвучным становится слово «нежность».

Ни огня, ни земли и ни воздуха больше – между

нами, это «нами» идет волнами,

надрывает сердце, заходится от стенаний,

оседает пеной часов, проведенных порознь.

Нами, нами – и эхо воздух взрывает ором.

Мы, бегущие по волнам, беглецами станем,

изменив хоть однажды законам моряцкой стаи,

дезертирами брызг соленых, шальной стихии —

нам нельзя из такой любви выходить сухими.

Неизменная тяга, могучая неизбежность,

ни земли, ни огня и не воздуха больше – между.

Так срывают последний вдох под крылом цунами.

Сумасшедше глухими от нежности нами.

Нами.

У нее – тонкий чувственный рот, в рукаве – рок-н-ролл. Пыльный город спускается вечером в низкий бас. Это лето – язычество, в жилах вскипает кровь, разномастными языками наполнен бар. Выбирай себе верные путь, города и пульс, чей-то хрупкий запястный звон на лету лови. Тонкий рот её сипло поет, что пропал ты – пусть, ведь любая из песен, конечно же, о любви. Вечер сед, словно в дыме сигарном идет ко дну, пальцы входят под струны, под сердце и до нутра. Это лето – вдыхать с тобой общую тишину, опускаясь на простынь в четыре часа утра.

Терпкий голос поет – словно в чьем-то бокале лед, оплавляясь губами, ласкает стеклянный край. Это лето я угадаю с двух первых нот.

Делай громче меня.

Прикасайся ко мне.

Играй.

>И теплая листва, и танцы в темноте —

>мы все живем насквозь, у времени в гостях.

Мне нужно быть собой, срываться и лететь и сохранять таких, которые летят. У времени в горсти, у осени в сердцах, из пепельных высот, из пламени земли – я есть, пока другой живет нас до конца – и магия проста, и мы её смогли. Мы слишком, мы насквозь, качнется лунный диск, крылом заденет ночь темнеющую ветвь. Мы – не для всех, мы тем, кто уместит в груди нас полностью, шальных, стремящихся наверх. Мы падали, когда кружилась голова от силы ощущать вселенскую любовь.