Вечная мерзлота - стр. 75
Шлюпка встала на место.
– Шабаш! – раздался негромкий голос Померанцева.
– Фролыч, ты как? – на голове старпома не было шапки, Белов надел на него свою.
– В порядке! – кивнул старпом, оберегая дымящуюся папиросу. – Слава богу!
Белов направился в рубку. Все были на борту. Все было в порядке. «Полярный» ждал, когда его снимут с якорей. Сан Саныч проехался пятерней по мокрым волосам, сбивая с них снег, двинул вперед ручку телеграфа и нагнулся к переговорному:
– Самый малый давай!
И вскоре почувствовал, как ожила машина. «Полярный» снова был полон сил.
– Ну, с богом! – скомандовал сам себе Белов и высунулся из рубки. – Выбирай!
Вскоре буксир встал на курс, принимая волну левой скулой. Качать стало меньше, лишь временами какая-то шальная волна врезалась, сотрясая корпус и окатывая судно до самой рубки и дальше. Белову было нервно и весело, он потянулся, включил радиоприемник. Передавали последние известия… «Ткачихи Ивановской фабрики…» Он снова выключил. Не хотелось никаких ткачих. У него на буксире… у них тут все было в порядке. Он слушал рваный злобный вой побежденного шторма и чувствовал гордость за свою команду. В ботинках хлюпало, под ногами растекалась лужа. В рубку сунулся Померанцев:
– Товарищ капитан, разрешите вас подменить? – он уже был в сухой одежде. Как будто стеснялся чего-то. – Меня Иван Семеныч послал.
Белов застыл на секунду, ткнул пальцем в курс и уступил штурвал.
В большой каюте под тремя одеялами сидел на кровати боцман. Его так трясло, что казалось, из-за него трясется весь «Полярный».
– Спирту примешь? – улыбался Белов.
Егор, один нос которого торчал из одеял, затряс головой – не понять было, надо ему спирта или, наоборот, не хочет.
– Выпьешь?
– Нет! – выдохнул Егор и спрятался совсем, одни глаза остались.
Фролыч стягивал с себя мокрое, шлепал на пол. Зевал неудержимо, разморенный теплом.
– Кочегар этот, Йонас, ничего мужик… ну и Климов… Не видно же ни хрена, как Егора разглядели?
Капитан изучал малиновую рожу старпома и завидовал, сам бы сходил на шлюпке в такой шторм. Он ушел в свою каюту и стал раздеваться. На часах было половина двенадцатого ночи.
Матрос Климов неслышно возник в проеме двери, снял мокрую ушанку:
– Заплатка течет, Сан Саныч!
– Сильно?
– Двумя ручьями! По колено уже набежало!
– На то она и заплатка, чтобы течь, – улыбался старпом, выходя из своей каюты. – Сейчас качнем, Игнат Кирьяныч!
14
В полтретьего ночи добрались до Ошмаринской бухты. Высокая пологая волна, слабея, докатывалась сюда с Енисея. Встали в устье речки, в глубокой курье[45]. Здесь было тихо, птички щебетали на утреннем солнышке. «Полярный», как броненосец, был покрыт ледяным панцирем. Народ хоть и наломался, а не спал. Из кормового кубрика команды доносились взрывы смеха. Степановна жарила любимую всеми картошку с луком и на сале.