Василий Шуйский, всея Руси самодержец - стр. 13
– Иванушка, покушай хлеба-соли, а не христианской крови!
И был нам приказ: иступите мечи о камень!
Убийство, верно, государь запретил, а грабить грабили. Уж очень город богатый. Иван-то Васильевич пошел за благословением к Микуле, в хижину его. Юродивый царю не удивился, не испугался, а только сказал:
– Не замай, минухне, нас и поди от нас. Не то не на чем тебе будет бежати.
– Чего это он лепечет? – спросил царь.
Псковичи объяснили:
– Блаженный по-нашему говорит, по-псковски: не трогай-де, прохожий, нас.
А Микула уж с угощением к царю поспешает: поднес кусок сырого, кровавого мяса. Иван Васильевич отшатнулся, осерчал.
– Я христианин, Великим постом мяса не ем!..
А юродивый на царя-то ногами затопал:
– Не бреши, пес! Сколько ты крови человеческой выхлебал! Расхрабрился святые церкви ограбить? Смотри! Ты хоть царь, но есть и над тобой начальник. Чем грабить, давай лучше помолимся вместе.
Иван Васильевич сник, молился с юродивым, но приказа грабить богатых не отменил. С Троицкого собора большой колокол сняли. Колокол сняли, и в тот же день подох конь у царя. Сбылось пророчество Микулы: бежать из Пскова царю стало не на чем… Уцелели псковичи, святой человек их спас. Микула Свят не чета архиепископу Пимену…
Василий Иванович, видя, что Агий трезвеет от воспоминаний, подал ему лук.
– Покажи, покажи, как надо целить!
– Эко! Какие же княжичи у нас все дураки! Царь не зря выводит вашу свору под корень. Смотри! Видишь на березе пичугу? Нет, пусть живет, Господа славит песнями! Вон шишки на елке! Видишь, три их там? Стреляю в среднюю.
Уронил голову на грудь, всхрапнул, вздрогнул, поднял лук и сшиб стрелой среднюю шишку.
– То-то!
Василий Иванович тотчас поднес стрелку романеи. Шептал:
– Славный ты лучник! Спасибо за науку. Хорошо меня поучил. – И почти кричал в ухо: – Из лука мы стреляли. Из лука!
– Из лука, – согласился Агий, всхрапывая.
– А теперь скажи: батюшка мой, Иван Андреевич, на Поганой луже с Иваном Грозным был?
– Был, – кивнул Агий, – и я был.
– Ты был, а князь Шуйский, князь Иван Андреевич был?!
Агий засопел, поглядел на своего гостя недовольно:
– Все ухо мне прокричал… Чего шумишь? Был. Поганая лужа, говоришь, – засмеялся. – Это после нас она стала поганая, теперь Пожаром зовется. Красная площадь. Мы ее выкрасили.
– Неужто правда, что зараз сто человек порешили?
– На казнь вели три сотни. Виселицы поставили, разложили крючья, здоровые иглы, разожгли печи, сковороды накалили добела… Торгаши как увидели, что делается, не затворяя лавок, не собрав денег, кинулись бежать… А Иван-то Васильевич обиделся. Разослал по Москве гонцов скликать народ обратно, обещал всем, кто придет, царскую милость… Куда деваться, пришли. Иван Васильевич сам спрашивал москвичей: