Ваня+Даша=Любовь - стр. 11
Скажу честно – если бы мне предложили занять место Олежки, я бы сделал это с восторгом. Я хочу пролететь подобно метеору и оставить свой след на Земле.
Олежка страшно закричал.
Барбосы кинулись обратно в спальный блок.
Григорий Сергеевич был глубоко оскорблен поведением Лешеньки, а также поведением всех нас, которые слышали речи Лешеньки, не оборвали его и не доложили о них медикам. Это предательство! И я тоже предатель.
– Мы его видели, – сказал Рыжий Барбос. – И он нас видел. И как закричит!
– Он нам кричал: возьмите меня отсюда, я боюсь, я хочу жить!
– Сейчас он уже спит, – сказал я. – Сейчас ему хорошо.
– А может, они в самом деле за нас деньги получают? – спросил Черный Барбос.
– Помолчи! – огрызнулся я. – Хватит с нас Лешки!
– Жалко Олежку, – сказал Рыжий Барбос.
А я подумал, что Лешенька должен бы зайти. Он всегда заходит перед сном, глупая улыбка во всю физиономию, шахматная доска под мышкой – и сразу: «Иван, даю тебе фору. Ферзя или ладью?»
В конце концов, ничего особенного не произошло.
Я ни в чем не виноват.
Может ли чувствовать себя виноватым человек, который выполнил свой долг? Разоблачил предателя в наших рядах…
Почему же мне так неловко и хочется куда-то бежать, остановить несправедливость?
Я поднялся и сказал Барбосам:
– Сидите и никуда не ходите. И так несладко.
Я вышел в коридор. Свет горел в полную силу, хотя давно пора бы его потушить.
В спальнях тоже слышны голоса. Но свет погашен.
Я пошел по коридору к ординаторской. Там наши доктора обычно чаевничают и болтают по вечерам, когда мы уже угомонимся.
Мне надо было увидеть Григория Сергеевича, пока он не ушел домой. Мне надо было объяснить ему, упросить его забыть мои глупые слова. И не сердиться на Лешеньку.
Ординаторская была пуста.
Врачей я нашел в перевязочной. Или малой операционной – называй как хочешь. Каждому из нас пришлось провести здесь немало часов. Потому что наши тела должны быть безукоризненны! Мы – надежда Земли.
Там был и Лешенька.
Он полулежал в смотровом кресле, глаза прикрыты, вялый, из уголка рта течет слюна.
Руки прикованы к подлокотникам кресла.
Но говорил спокойно, разумно, словно по своей воле.
– Нас не интересуют твои мысли, – сказал доктор Григорий Сергеевич. – Я скажу тебе откровенно – важнее понять, насколько их разделяют твои братья.
– Мы мыслим почти одинаково, – сказал Лешенька, не раскрывая глаз.
– Вот это неправда, – сказал доктор. – Ложь. Мы поймали тебя по доносу твоего брата.
– Иван все же не выдержал! – В голосе прозвучала усмешка, но на лице она не отразилась. – Он влюбчив, он избрал вас отцом, как котенок избирает себе хозяина. Мы же все разные.